Идеальный шторм. Елена Левашова

силовика или чиновника. Позволила ему нарушить закон. Купила себе машину или… Нужно будет все проверить. Счета, покупки, внебрачные связи. Пересмотреть дела, которые она вела.

      – Сергей, я почти уверена, что в банкетном зале сейчас преступника нет. Он успел свалить. И он не такой идиот, чтобы не предвидеть закономерный исход. Ну не станет он оставаться…

      – Или он – уважаемый человек, начальник. Но… Маловероятно. Одно меня радует – теперь реабилитируют Сидора. Надо будет позвонить Ведерникову, пусть сделают пометку в личном деле Сидора. И вообще…

      – Я тоже рада. И я не верила, что это Сидор. Ни минуты… Где сейчас, интересно, его собака?

      – Живет со мной.

      – Как? А где она была?

      – Варна – дрессированная и очень умная собака. Такие не пропадут никогда. Я такой же… Подзаборный пес. Живучий, как таракан. Приехали, Римская.

      – Ну а все же?

      – Она жила в клубе, где готовят служебных собак. Перед исчезновением я оплатил ее пребывание и помог ее туда привезти.

      Я снова закипаю. То есть Варну он успел пристроить, а мне сказать, что жив, нет?

      – Идем, Корсаков. Надо работать.

      Глава 9.

      Агата.

      Я с трудом прячу эмоции под маской равнодушия. Единственное, что мне сейчас хочется – отхлестать Корсакова по лицу… Как он посмел исчезнуть и не предупредить меня? Как посмел привезти сюда эту блаженную девчонку? А, собственно, почему нет? Он свободный человек, неженатый… Реабилитированный по всем статьям сотрудник. Чего я так завелась? Надо срочно чем-то себя отвлечь… Поеду вечером к косметологу – меня это здорово успокаивает. Да и порция комплиментов от подруги не повредит – я всегда кажусь всем несовершеннолетней… И паспорт у меня в магазине спрашивают и осуждающе протягивают, когда видят нас вместе с Женей – мол, родила после окончания школы вместо учебы в институте.

      – Вот это тут аншлаг. Римская, судя по количеству оцепления, здесь мышь не пробежит.

      – И муха без билета не пролетит. Корсаков, он хитер и предусмотрителен. И он не один… Я впервые за время нашего расследования, если его можно так назвать, задумалась о сообщнике. Кстати, ты проверял свою… Настю? – неожиданно бросаю я, отстегивая ремень безопасности.

      – Ревнуешь? – улыбается, обнажая зубы.

      В порядок их привел… Отбелил, поставил кое-где коронки. Почему я все замечаю? Цепляю каждую мелочь, как уличный пес блох?

      – Выглядишь потрепанным, Сережа, – язвительно замечаю я. – Жалким. И все, что я испытываю – жалость.

      – Римская, знала бы ты, что я испытываю, когда ты пытаешься врать? Мне смешно. Я насквозь тебя вижу. И ты ревнуешь. А Настюха ой как хороша в постели, между прочим. Знатно мне отсасывает, а я…

      – О боже, – бормочу со вздохом и толкаю дверь, не желая слушать.

      В груди словно весь воздух сгорает… И я медленно плавлюсь в этом огне. Скукоживаюсь, превращаясь в горстку пепла. Ревную… До чертиков и дрожи в коленках…

      – Кто еще пострадал? – меняет Корсаков тему.

      – Фамилии у меня есть, но я