Люби сильнее. Елена Тодорова

знает. И не узнает никогда. Это только мое… Личное. Сокровенное. Моя обособленная боль.

      Сжимаю вспотевшие ладони в кулаки и решительно вскидываю взгляд. К такому все равно нельзя подготовиться… Эмоции обрушиваются: огнем грудь окатывают, взрывной волной оглушают. Если и дышу, не осознаю этого. Впрочем, если не дышу – тоже. Другие потребности главенствуют.

      Глаза в глаза впиваются. Темные. Горящие. Родные.

      Раньше… До того самого месяца… Ярик бы рассмеялся. Окатил бы меня с ног до головы жадным и дерзким взглядом. Выдал бы какую-то пошлую шуточку. И обнял бы обязательно, как будто по-дружески. Сейчас же… Он просто смотрит, перекачивая в меня собственный огонь. Он ведь тоже горит. Хоть ни один мускул на его лице не дрогнул, знаю это. Каким-то немыслимым образом чувствую.

      Почему ты ушел?

      Почему так долго не возвращался?

      Почему ни на одно письмо не ответил?

      Почему? Зачем так жестоко?

      В какой-то миг меня переполняет дичайшее желание броситься на него с кулаками. Молотить, не щадя сил. Переложить на него всю свою боль. Оставить такие же шрамы и ссадины. А потом… крепко обнять и завыть. Потому что из груди рвется именно вой, не крик.

      Но я держусь. Слишком много работы проделано. Я не могу себя подвести.

      – Здравствуй, Ярослав, – долетает из-за спины папин беспристрастный голос.

      Яр кивает, однако вербально не отзывается. А мне так хочется его услышать! Почему же он не говорит?

      Папа подходит ближе и, набросив мне на плечи кофту, больше ладоней не отнимает. Слегка сжимает, призывая собраться.

      Он ведь все знает. Все понимает. Ярче солнца пылаю… А надо быть осторожной. Иначе второй раз не выплыву.

      – Рада, что ты вернулся, – вот что я произношу, как только удается овладеть голосом.

      Волнение утаить не получается, хоть и стараюсь говорить медленно. Но в целом остаюсь собой довольной.

      Улыбаюсь. Только кто бы знал, чего эта гримаса стоит… Кто бы понимал…

      Быстро опускаю глаза к подбежавшему и ткнувшемуся мне в колени псу.

      – Привет, Лука, – касаюсь ладонью носа. Позволяю облизать пальцы. – Разбудил меня своим лаем… – смеюсь не от того, что мне весело. Это рваный и нервный звук, пусть со стороны и кажется, что вполне искренний. – Отвыкла от тебя…

      Решаюсь еще раз на прощание взглянуть Ярику в глаза, хоть уже понимаю, что говорить он с нами не намерен. Это странно, но… Это его право.

      Видимо, военная служба изменила его не только внешне. Теперь он не соседский мальчик. Не мой лучший друг. Не мой Ярик. Не мой… Он мужчина. Суровый и волевой. От одного лишь взгляда которого душу скручивает.

      – Еще раз с возвращением, – выдавливаю, ощущая, как под кофтой табунами гоняют взбунтовавшиеся мурашки.

      Разворачиваясь, позволяю папе увлечь себя домой. Хорошо, что небо открывается и обрушивает на землю скопившуюся влагу. Дождь позволяет скрыть бегущие по щекам слезы.

      Теперь он здесь… Рядом… Как же я буду жить, зная, что он так близко?

      2

      Ярослав

      Она