Арис. Ярость непокорных. Ульяна Соболева

заметил его задолго до того, как он подошел ко мне. У инкубов есть одна особенность чувствовать изменение цветовых оттенков ауры любого из живых и неживых сущностей, населяющих Мендемай. Его я чувствовал лучше всех, потому что люто ненавидел. Ненавидел так, как только умеет ненавидеть ребенок. Для меня оттенки Верховного демона были черными, как мои эмоции к нему, как смерть, которую я жаждал ему подарить. Я понимал, что мне попадет за то, что влез на военный полигон, но я никого и никогда не боялся. Это не хвастовство и бравада. Во мне напрочь отсутствовало чувство страха перед кем бы то ни было. Может быть, это изъян, дефект, но факт остается фактом. Единственное, чего я тогда боялся – это того, что моей матери причинят боль, ее слез и ее смерти. Я боялся, что нас разлучат. И лишь поэтому я был готов чистить их вонючие сапоги, намазанные свиным жиром. Когда меня впервые схватили за шиворот и швырнули в ноги одному из командиров Аша, я не отказался от работы, но, глядя в желтые глаза демона, прошипел:

      – Настанет день, когда вы все будете чистить сапоги моим солдатам. Запомни мое лицо, когда-нибудь именно в моих глазах ты увидишь свою смерть.

      Меня ударили рукоятью кнута по лицу, а я сплюнул кровь на песок и продолжил чистить его сапоги. Я выполнил свою работу на отлично, и мне даже дали кусок тухлого мяса, завернутого в пергамент. Церберам и то давали куски посвежее.

      Я смотрел как Верховный Демон приближается ко мне пощелкивая таким же кнутом, как и у командира. Я сжал свой деревянный меч обеими руками, следя за движениями демона и готовый в любой момент впиться в его лицо клыками. Может быть, я бы уже давно, как дикий зверь, набросился на Повелителя и, скорей всего, сдох бы, но меня сдерживало лишь одно – моя мать, и то, как это чудовище поступит с ней, если я его разозлю. Наивный…тогда я и не представлял, что моей матери, в отличие от меня, будет наплевать на мою судьбу. Она уже сделала свой выбор. И ублюдок от инкуба стал помехой и напоминанием о собственной измене своему хозяину. Моя мать нашла способ выжить – избавиться от меня. Точнее, она позволила чтоб из меня сделали игрушку для остроухих тварей.

      – Что делаешь здесь? Тебе не сказали, что сюда приходить нельзя?

      Я не отвечал, я лишь прикидывал, что лучше сделать: впиться ему в глаза или смыться отсюда. Но это было бы слишком просто и трусливо, а я не хотел, чтобы он считал меня трусом. Сын Фиена – не трус и не подлая тварь, сын Фиена – воин и никого не боится, даже смерти.

      – Тренируюсь, – проворчал себе под нос и повертел мечом, повторяя действия воинов на тренировках.

      Демон усмехнулся, а у меня от пронзительной ненависти к убийце моего отца по телу прошла дрожь презрения. Ничего, придет день, когда усмехаться буду я, сидя на его троне.

      – Для чего? Обороняться от церберов?

      – Нет, чтобы, когда вырасту, убить тебя.

      Приподнял одну бровь. Не ожидал. Да. Запоминай эти слова хорошенько, ведь я все же однажды вырасту, а Арис Одиар никогда не бросает слов на ветер. Одиар – ненависть. Так меня назовут позже в плену у остроухих. Пока что я не имел фамилии, как и мой отец. Инкубы-воины не носят