Дорога без тебя. Лина Эдриан

удивленно огляделась, увидев, что мы доехали до офиса Смолянова. Вопросительно посмотрела на него.

      – Нам нужно обсудить детали нашего договора. Не люблю откладывать на завтра дела.

      Я послушно кивнула и вышла из машины.

      В офисе Смолянов попросил секретаршу сделать нам кофе. Я удивленно посмотрела на девушку, которая в такое позднее время бессменно сидела на рабочем месте и выглядела все также бодро как днем.

      – Конечно, сейчас, Константин Аркадьевич, – сразу же подскочила, услышав просьбу.

      Время уже перевалило за одиннадцать, но, кажется, Смолянов этого не замечал. Видимо, он привык работать до поздней ночи.

      – Садись, – указал он на кресло. Потом нажал какие-то кнопки на стационарном телефоне на своем столе и спокойно сказал: – Элла, принеси бумаги.

      – Сейчас буду, – раздался бодрый голос в ответ.

      Я удивленно вскинула брови.

      – Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

      Смолянов неопределенно пожал плечами. Через минуту в кабинет, громко цокая каблуками, пришла Элла.

      – Вот, Константин Аркадьевич, все как вы просили.

      – Спасибо, Элла, пока свободна.

      Смолянов подвинул ко мне бумаги, которые перед ним только что положила секретарь.

      – Чтобы мы могли вместе работать, тебе надо это прочитать и подписать.

      Я сглотнула. Вдруг под ложечкой засосало от беспокойства.

      – Что это?

      – Контракт. На месть, – с усмешкой отозвался он.

      И я начала читать. Внимательно. Потому что Смолянов явно был серьезно настроен. И если уж вел дела, то делал это обстоятельно.

      – Это договор о неразглашении? – я вскинула голову, наконец, дочитав.

      Двадцать страниц сложных, витиеватых формулировок. Я старалась вчитываться и осмысливать прочитанное, но из-за внутреннего напряжения не могла нормально сосредоточиться.

      – Да. Потому что я не хочу оказаться дураком в этой странной игре, которую мы с тобой затеем.

      Договор был на первый взгляд с вполне стандартными юридическими терминами. Нельзя разглашать третьим лицам и далее длинный список, что именно я никому и ни при каких обстоятельствам не могу говорить. Если коротко: ничего. Все, что я услышу в обществе Смолянова, конфиденциально. Но смутил меня больше всего последний пункт:

      “При разглашении Тимуру Старцеву информации о планах Константина Смолянова прямым или косвенным способом, необходимо будем выплатить штраф в размере ста миллионов рублей”.

      – Ты шутишь? – я резко вскинула голову. – У меня нет таких денег!

      – Конечно, нет. И не будет. Поэтому ты никогда ничего не расскажешь Старцеву. – Я шокировано на него смотрела. – Я должен быть уверен, что это не просто порыв отвергнутой любви. Должен быть уверен, что ты не захочешь отмотать, передумать, переиграть. Никогда.

      Я застыла, будто окаменев. “Никогда” набатом звучало в моей голове. Вдруг вспомнились горячие губы Тимура, его сильное, каменное тело, обжигающие поцелуи, тихий, хриплый шепот.

      Я