Ушедшие дни. Екатерина Нечаева

самой зале. Маше тогда было семнадцать лет, ее брату Никите шестнадцать, они жили тихой, спокойной жизнью. Зимы вся семья проводила в Москве, а летом они уезжали в одно из двух своих имений, в другом Маша бывала всего пару раз. Никитины принадлежали к знатному и богатому дворянскому роду.

      Приехал их ближайший сосед Петр Николаевич Лавров, прямо с почты, его жена и дочь Наташа уже были здесь. Петр Николаевич был сильно взволнован, он быстрыми шагами вошел в гостиную, поздоровался и сообщил о произошедшем перевороте. На какое-то время воцарилось молчание, потом все разом заговорили. У Петра Николаевича выспрашивали подробности, обсуждали, насколько все это серьезно, и у всех присутствующих на лицах была тревога, никто еще не позабыл Февральской революции. Однако тогда вряд ли кто-то до конца осознал весь смысл происшедшего. Никто даже не мог и подумать, насколько сильно изменится их теперешняя жизнь, столь размеренная и спокойная. Они жили, размышляли, спорили, музицировали, ездили на балы, да, конечно же, они задумывались о судьбе России, понимали, что нужно что-то изменить, постоянно говорили об этом, но ничего существенного не делали. И вот прогремел залп, означавший начало конца, конца их теперешней привычной жизни.

      За окном послышался топот копыт, это приехал Андрей. Он был верхом, экипаж с вещами отправили на вокзал. Андрей вошел в гостиную, поприветствовал своих друзей, подошел к Маше, поклонился. Было самое начало лета, день обещал быть теплым и солнечным, как вчера. На Маше было легкое светлое платье, отделанное кружевом.

      Спустилась госпожа Никитина. Она выглядела усталой, видимо, провела бессонную ночь. Анна Петровна отличалась утонченностью манер, была стройна и красива, той красотой, которая расцветает с годами, с приходящей мудростью.

      – Здравствуйте, Андрей, – сказала она, – значит, вы тоже уезжаете этим поездом?

      – Да, Анна Петровна, уезжаю, – ответил Андрей, поклонившись.

      – Ну что же, пора, – сказал господин Никитин, – присядем.

      Все сели. Первой поднялась Анна Петровна.

      – Пойду отдам распоряжения насчет экипажа, – сказала она и вышла. Весь ее вид говорил о страдании.

      – Пойдем и мы, Никита, – сказал отец, – пора.

      – Пора, – ответил Никита.

      Они оба были высокие и стройные, с русыми волосами, только у отца волосы были темнее и чуть тронутые сединой. Отличались они и цветом глаз: у отца глаза были карие, а у Никиты, как у матери и сестры, серые. Во всем облике Владимира Александровича чувствовалось благородство. Отец и сын поднялись, огляделись, как будто прощаясь со стенами, с этой комнатой, с домом, затем взяли шляпы и перчатки и вышли.

      Маша с Андреем остались вдвоем. Какое-то время они молчали.

      – Я буду вам писать, – наконец произнес Андрей.

      – Я буду ждать ваших писем, – ответила Маша.

      Они снова помолчали.

      – К сожалению, мне пора, – сказал Андрей, поднимаясь.

      Маша поднялась вслед за ним. Они прошли к выходу и остановились.

      – Вы только возвращайтесь, – услышал Андрей.

      Он еще раз посмотрел на нее. Красивые серые глаза Маши были печальны. Тонкие черты ее лица не озаряла улыбка. Она была стройна, как и все в ее семье, выше среднего роста, со светло-русыми волосами, и еще, у нее были красивые руки с длинными, тонкими пальцами.

      Они так и не успели объясниться, но уже не сомневались в любви друг друга. Будучи соседями, их семьи проводили много времени вместе: ездили в гости, устраивали совместные вечера и прогулки; потом они часто гуляли вдвоем и вот теперь остались наедине здесь.

      – Я вернусь, – услышала Маша. Андрей вышел из комнаты, она вышла следом.

      Потянулись долгие, тяжелые дни ожидания. Прошло лето и часть осени. Изредка приходили письма от Владимира Александровича и Никиты. Несколько раз Маша получала весточки от Андрея.

      Кругом наступала бедность, почувствовали это и Маша с Анной Петровной. Они, несмотря на глубокую осень, все еще продолжали жить в деревне, так как здесь в это нелегкое время выживать было несколько легче, чем в городе. Пока им удалось сохранить дом, но его было нечем отапливать, а уже наступали холода.

      Маша часто подолгу сидела в опустевшем саду, ходила по засыпанным листьями тропинкам и вспоминала ушедшие дни.

      Вот она в саду, на скамеечке, той же самой, что и сейчас, читает. Светит солнце, она в летнем платье. Слышны шаги, Маша поднимает голову от книги и видит Андрея. На нем светлый костюм-тройка, а в руках зонтик:

      – Здравствуйте, Мария Владимировна, – говорит он.

      – Здравствуйте, Андрей Николаевич, – отвечает Маша.

      – Как вы поживаете?

      – Хорошо, а вы?

      – И я хорошо. Представьте себе, с утра мне сказали, что будет дождь, и я взял с собой зонтик, а сейчас такое солнце, хотя еще одиннадцать.

      Маша улыбается:

      – Да, действительно, яркое солнце. Присаживайтесь, Андрей Николаевич, – приглашает она гостя.

      – Спасибо, –