.

этого Джонатан заявляет, что свои интересы прежде всего?.. Наверное, Генри просто недопонял. Грейс как будто вытолкнули из такси. В растерянности она разрывалась между многими чувствами. С одной стороны, одолевало желание немедленно заняться воспитательной работой. С другой, Грейс чувствовала себя виноватой. А главное, она вдруг ужасно разозлилась на Джонатана – вернее, даже не на него самого, а на ситуацию, поставившую Грейс в тупик. Как ему только в голову пришло сказать такое Генри, не посоветовавшись с ней, не обсудив вопрос как следует? Обычно Джонатан предоставлял Грейс разбираться с тем, что называл «высшей лигой воспитания» – то есть с обсуждением сложных тем, таких как любовь, смерть, деньги, честолюбие, призвание, качества, из-за которых портится характер, дружба, ссоры, разные религии и история их формирования, грехи и душа.

      – Собираешься бросить музыку? – спросила Грейс по возможности ровным голосом.

      Генри снова пожал плечами, теперь более вяло и медленно, будто устал повторять этот жест.

      – Знаешь, как мы поступим? – предложила Грейс, когда такси свернуло в южном направлении, на Пятую авеню. – Давай снова обсудим эту тему через пару месяцев. Это очень серьезное решение, не годится принимать его сгоряча. Ты должен быть уверен, что и впрямь хочешь бросить занятия. Можно подумать над другими вариантами – скажем, сменить учителя или выбрать другой музыкальный инструмент.

      Впрочем, даже эти компромиссные решения дадутся Грейс нелегко. Язвительный и депрессивный, но буквально осаждаемый желающими записаться к нему в ученики, Виталий Розенбаум был не просто частным преподавателем музыки. Каждый август экзаменовал десятки мальчиков и девочек, чьи родители были достаточно хорошо осведомлены, чтобы обратиться именно к нему. Однако из этого числа для обучения отбирались всего несколько человек. Розенбаум принял Генри, когда сын был четырехлетним малышом с отсутствующим передним зубом и слишком большими руками для его возраста, а также унаследованным непонятно от кого идеальным музыкальным слухом – уж не от родителей точно. Грейс не признавалась, однако другие инструменты, кроме скрипки, недолюбливала. Да, в квартире у них стояло пианино – напоминание о тех временах, когда маленькую Грейс заставляли учиться играть. Однако от занятий девочка не получала ни малейшего удовольствия. Взрослая Грейс давно бы уже отдала инструмент и даже предприняла две попытки это сделать, однако потерпела сокрушительную неудачу. Удивительно, но факт – оказалось, расстроенные пианино примерно шестьдесят пятого года выпуска, изготовленные неизвестным производителем, бешеным спросом не пользуются. А узнав, сколько придется заплатить рабочим, чтобы вынесли его из квартиры, Грейс и вовсе плюнула на эту затею. Духовые инструменты тоже не слишком вдохновляли – как металлические, так и деревянные, не говоря уже о других струнных – за исключением скрипки. Грейс любила скрипичную музыку, ей нравились скрипачи, всегда такие невозмутимые и сосредоточенные. А главное, было в игре на скрипке что-то по-особенному