Александр. Том 1. О.Шеллина (shellina)

дать, но поговорили бы вы, ваше величество, с комнатным гусаром Кирилловым. – Выпалил Скворцов.

      – С кем? – я остановился и, обернувшись, посмотрел на Илью. – С комнатным гусаром?

      – Так ваш батюшка покойный комнатных изволил называть, – вздохнул Скворцов.

      – Понятно, – я задумался. – Это он дежурил в комнатах отца? – Пересилив себя, я сумел почти без запинки назвать Павла отцом.

      – Да, он, – ответил Илья, глядя мне прямо в глаза. Прав, ой как прав Гоф-фурьер Бабкин Даниил Григорьевич, говоря, что парень дюже непочтителен.

      – Веди меня к нему, – немного подумав, я отдал распоряжение.

      – Ваше величество, как можно? – вот тут даже явный бунтарь среди прислуги впал в ступор. – Я его сей момент к вам притащу, только прикажите.

      – Илья, ты сегодня уши чистил? – ласково проговорил я, оскалившись в неприятной улыбке. – Веди меня к этому Кириллову. Немедля.

      – Слушаюсь, ваше величество, – Скворцов низко поклонился и на этот раз пошёл впереди меня.

      Эх, Илья-Илья, я понимаю, время такое, довольно неспешное. Но ничего, я научу кого-нибудь думать быстрее, учитывая многие нюансы. Тебя, например. Решено. Быть тебе подопытным кроликом. Парень ты очень умный. Это видно. Иначе не смог бы в перерывах между забавами с твоей сестрой некоего графа так выучиться. Понятно же, что самостоятельно добирал науки.

      И первый урок ты получишь именно сейчас. Если вот так внезапно к потерянному, испуганному человеку нагрянет кто-то большой и сильный, император, например, то он расскажет всё, как на духу. У него не будет времени, чтобы подготовиться, продумать ответы, посоветоваться с кем-то, организовать сговор, позвонить адвокату… Так, тьфу, это уже из другой оперы, которая ещё ой как нескоро начнёт играть.

      Тем временем мы спустились на первый этаж, и Илья распахнул передо мной какую-то неприметную дверь. Я сделал шаг в ту сторону, но Скворцов не позволил мне это сделать. Он сначала заглянул внутрь, всё осмотрел, а потом только отошёл в сторону, давая мне пройти.

      Это была людская. Наверное. Потому что я понятия не имею, как выглядит людская. Но стоящие вдоль стен лавки и тюфяки наталкивали на эту мысль.

      – Эй, Степан, – позвал вошедший за мной Скворцов. – Степан, очнись. Его величество, хочет поговорить с тобой.

      – Что ты там бормочешь, собачий сын, – раздалось грубый охрипший голос у стены, и на тюфяк сел мощный парень. В скудном свете было тем не менее хорошо видно его помятое лицо и лихорадочное блестящие глаза. – Башка болит. Кровь только недавно прекратила сочиться, – проговорил он, дотронувшись до затылка. Я же только сейчас увидел, что голова у Кириллова перевязана какой-то тряпкой.

      – Степан, встань перед его величеством, чего расселся? – тихо проговорил Скворцов, подходя к сидящему Кириллову, при этом опасливо поглядывая на меня. А вдруг я как рассвирепею, да как прикажу их на конюшню тащить. Кириллов тем временем на меня посмотрел, похоже, только что сумел разглядеть.

      – Ох, ты же, божечки, – он