На острие ножа. Мэлори Блэкмен

мой брат.

      – Рада познакомиться, Джексон.

      Я улыбнулась, а он даже не покосился на меня – смотрел только на своих.

      – Как решила назвать спиногрыза?

      – Моего сына зовут Сэм, – надменно ответила Рокси и бросила на меня взгляд, говорящий: «Только посмотри, что приходится терпеть от родного брата». – Он не спиногрыз.

      – Спиногрыз? – удивилась я.

      – Он же короед, мелюзга, поросюшка…

      – Спасибо, Джексон. Думаю, Сеффи уловила общую идею, – перебила его Рокси.

      – Не слышала, чтобы детей так называли, – улыбнулась я.

      – А это у нулей так принято. Не всё в нашей жизни диктуют Кресты. У нас, нулей, свой язык, знаешь ли. Нам нужно хоть что-то свое. – Джексон впервые посмотрел в упор.

      – Да, конечно, – сказала я после паузы.

      – Правда? Ты серьезно так думаешь? – с вызовом поинтересовался Джексон. – У нас свои слова, свои выражения, свой акцент, а нам твердят, что мы не умеем нормально говорить, что мы неграмотные и косноязычные!

      – Я так никогда не говорю, – сказала я.

      – Но тебе наверняка не по себе. Слова-то похожие, а значение совсем другое, – продолжал Джексон. – Наш язык – это то, что вы, Кресты, не понимаете и не контролируете.

      – Джексон, отстань от нее! – напустилась на него Рокси. – Сеффи, прости, пожалуйста, мне за него стыдно.

      – Ничего-ничего. – Я пожала плечами. – И вообще я люблю, когда словами через рот. Тогда не остается никаких недомолвок.

      Я пересела поближе к кроватке, потому что услышала, как ты кряхтишь – вот-вот заплачешь.

      – Все хорошо, мама здесь. – Я прижала тебя к груди, чтобы успокоить.

      Краем глаза я увидела, как Рокси шепчет что-то брату, а он слушает и смотрит на меня не отрываясь. Я решила не обращать на тебя внимания и проверила твой подгузник – полон доверху! Тогда я помыла тебя и стала переодевать, и тут Джексон подошел ко мне.

      – Слушай, если хочешь влепить мне по роже грязным памперсом, валяй, имеешь право, – сказал он.

      – С какой радости? – Я засмеялась.

      – Рокси мне рассказала, кто ты, – признался Джексон. – Я тебя не узнал. Не сообразил, что ты из наших.

      Моя улыбка мгновенно погасла.

      Наши и чужие. Мы и они. Одно и то же. Вечно одно и то же.

      Джексон посмотрел на мою дочку и опешил – как и все, когда видят ее впервые. Для Креста она слишком светлая, а для Нуля слишком темная.

      – Как ее зовут?

      – Калли-Роуз.

      – Красивое имя. Ей идет, – сказал он.

      Я только улыбнулась:

      – Она дитя радуги, как в песне.

      – Что ты имеешь в виду? – Джексон нагнулся посмотреть поближе.

      – То, что она раскрашивает жизнь во все цвета радуги, а не то, какого цвета она сама.

      – А, понятно.

      – А где ты играешь? – Я кивнула на гитару.

      – Ты про нее? – Джексон подтянул гитару так, что она легла ему под руку. – Всегда и везде. Где придется.

      Я посмотрела