Вдовий плат (адаптирована под iPad). Борис Акунин

было жарко. Рот в обрамлении густой бороды был приоткрыт и улыбался. Новоиспеченному окольничему снилось что-то приятное.

      Окно открылось не в спальне, а в соседнем мытном чулане. Там из стены торчала бронзовая трубка с затычкой – если вынуть, польется вода, а в полу, под круглой крышкой, была дыра – справлять нужду. В богатых новгородских домах текучая вода и поганые стоки были не в диковину.

      Верхолаз с подоконника не ступил на дощатый пол, а нырнул головой вниз, мягко, бесшумно перевернулся, сел на корточки и дальше пополз на коленях, так же беззвучно.

      Дверь в спальню открывал долго, по вершочку. Зато получилось тихо.

      Только в самый последний миг спящий что-то почуял и открыл глаза.

      Увидел над собой подсвеченное месяцем видение, прекрасное и страшное: сияющий улыбчатый серебряный лик, а над ним – занесенный кинжал, острие которого вспыхнуло лунным бликом.

      – Я тебя знаю. Ты Настасьин урод безносый! – просипел Олександра (он был не трусливого десятка) и сунул руку под подушку, куда всегда клал на ночь булатный нож. – Убью, паскуда!

      Одной рукой перехватив запястье, Изосим всадил лежащему в сердце кривой азиатский клинок. Навалился, подождал, пока тело перестанет дергаться. Только тогда ответил, не заботясь о картавости:

      – Что ’еня у’ивать? Я четыре года как ’ерт’ец.

* * *

      В тот день Настасья с утра была на дворе у Шелковой. Вдвоем принимали со всего Новгорода, от передних людей, купеческих сотен и ремесленных товариществ казну – прикармливать московских. Считали, сверяли со списками.