Неопалимая купина. Борис Васильев

со мной работать?

      – Да я же рапорт, товарищ полковник…

      – Знаю. Знаю, потому и предлагаю: с Сергеем Петровичем согласовано.

      – Ну какой из меня теперь оперативник? – усмехнулся Семен Митрофанович. – Года уж…

      – А я не оперативником, я воспитателем хочу тебя назначить. На курсах оперработников.

      Ковалев улыбнулся, покачал седой, коротко стриженной головой.

      – Добрый вы человек, товарищ полковник. Спасибо вам, конечно, большое, только образование-то у меня – семь классов до войны.

      – Да ведь не в преподаватели, а в воспитатели, – несокрушимо улыбался Орлов. – Должность я такую хочу прошибить: воспитатель. Чтоб не только самбо да боксу учить, а слову доброму. Слово – оно ведь посильнее любого приемчика, верно?

      Ковалев ответить не успел, так как из кабинета вышла Вера Николаевна и негромко сказала:

      – Вас просят, Семен Митрофанович.

      Комиссар Белоконь собирал шариковые ручки. Он скупал их в магазинах, получал бандеролями, привозил из командировок и канючил у знакомых. Коллекция занимала дома два шкафа, но поскольку подросшие внуки стали проявлять к ней чисто практический интерес, Сергей Петрович наиболее ценные образцы держал в служебном кабинете. Весь огромный комиссарский стол был завален этими ручками – пластмассовыми и металлическими, круглыми и гранеными, многостержневыми, цветными, с секретами, с фривольными фотографиями, с особой мастикой. Но гордостью коллекции была очень простая и очень элегантная ручка, привезенная Белоконем из Парижа; когда комиссар был в хорошем настроении, он подписывал бумаги именно этой ручкой. Полковник Орлов серьезно уверял, что ее подарил комиссару Белоконю сам комиссар Мегрэ: молодежь верила, немея от восхищения.

      – Здравия желаю, товарищ комиссар, – сказал Ковалев. И добавил: – Прибыл по вашему приказанию.

      А комиссар играл знаменитой ручкой, глядел на него и улыбался. Но Семен Митрофанович улыбаться в ответ не стал, а, наоборот, нахмурился.

      – Что-то ты, брат, грозен сегодня, – сказал Сергей Петрович. – Уж больно ты грозен, как я погляжу! Ну, улыбнись, Семен Митрофанович!..

      – Разрешите доложить, товарищ комиссар, – с неприступной серьезностью продолжал младший лейтенант. – Может плохо произойти, если не доложить.

      – Ну давай, – с неудовольствием вздохнул Белоконь.

      Ковалев доложил. Комиссар выслушал, нажал клавишу селектора:

      – Следователя Хорольского срочно ко мне. С делом… – Он вопросительно посмотрел на Ковалева.

      – Об ограблении супругов Веткиных.

      – …об ограблении супругов Веткиных. – Комиссар отпустил клавишу. – Садись, Семен Митрофанович. Закуривай.

      – Нет, разрешите выйти, товарищ комиссар. Вы его при мне песочить будете, а это – нарушение…

      – Садись!.. – нахмурился Белоконь. – Мне про этого Хорольского не ты первый докладываешь. Спесив да ретив, а толку пока – нуль.

      Семен Митрофанович покорно вздохнул, но постарался устроиться в наиболее темном углу кабинета.