История Древнего мира. От истоков цивилизации до первых империй. Сьюзен Уайс Бауэр

царя.

      Путешествие Гильгамеша на север происходит по его желанию, с целью завоевать славу – по тому же самому желанию, которое побудило его вести своих людей на войну. Но опять опасность для мирной жизни Урука представляется некой посторонней силой. Дьявол таится не в душе царя, а в северных лесах.

      Там притаилась и еще одна опасность. В самом древнем повествовании Гильгамеша уже посещала мысль о смерти. Еще до отъезда он размышляет о своей смертности. Похоже, он смиряется с неизбежным:

      Может, уйду я на небо?

      Одни только боги бессмертны,

      Человека же дни сочтены.

      Если паду я, родится слава,

      А слава жить будет вечно.

      Но вероятность гибели крепнет у него в мозгу. По пути к Хуваве, к великану Хугенессу, он три раза видит сны, каждый раз просыпаясь в слезах: «Бог исчез, моя плоть дрожит!» Третий сон самый тревожный:

      День затихает, тьма расширяется,

      Свет гаснет, костер разгорается,

      …Смерть разливается.

      Он напуган настолько, что готов повернуть назад, но Энкиду убеждает его продолжать путь. Затем, перед самой битвой с Хувавой, Гильгамеш проваливается в такой глубокий сон, что Энкиду едва удается добудиться его вовремя.

      Несмотря на предзнаменования, смерть предотвращена. К концу повествования Урук спасен, а великан Хугенесс лежит мертвый. Но признание Гильгамеша, что его дни сочтены, и страх, который возникает из-за осознания своей смертности, становится ядром, вокруг которого строится остальная часть эпической поэмы. Когда бы ни были сложены в единый рассказ остальные истории, каждая показывает рост озабоченности по поводу приближения смерти, растущее желание избежать ее. Гильгамеш отправляется в сад богов в надежде, что как-нибудь сможет вернуть к жизни павшего Энкиду; он узнает о потопе во время поисков причины бессмертия; ему удается найти Долину Молодости и цветок, который отодвигает, если не совсем уничтожает смерть, – но затем допускает, чтобы ценную добычу украл водяной змей. Стараясь избежать смерти, он интригует, путешествует, просит, ищет, но так и не достигает успеха[47]. Все складывается очень хорошо для шумеров. Похоронные стенания, которые заканчивают поэму, являются частью истории древнейших дней. Они не включены в копию Ашшурбанапала – очевидно, ассирийцы находили такой финал не слишком подходящим для истории о поиске бессмертия. Но стенания облекают тревоги шумеров по поводу царской власти в ряд строчек, приближающих ее более решительно, чем что-либо еще.

      Дана тебе царская власть была,

      а вечная жизнь – не твоя судьба.

      Право имел ты держать, давать волю,

      высшую власть над людьми ты имел,

      победу в битве тебе даровали.

      Но не используй ту власть во зло —

      Будь справедлив к своим слугам дворцовым.

      Царь сложил с себя обязательства,

      когда отправился в горы далекие,

      чтобы уже никогда не вернуться.

      Враг, ни рук, ни ног не

47

Шумерский Мир мертвых был весьма неприятным местом. Насколько мы можем судить, загробная жизнь шумера проходила в некоем подземном царстве без настоящего света, но и не в полной темноте, без тепла, но и не совершенно холодном, пища там была безвкусной, а питье – жидким; все обитатели этого места (согласно одной шумерской поэме) бродили абсолютно голыми. Это было место, куда добирались через реку, которая пожирала плоть, – мир, настолько далекий, что Гильгамеш отказывался отпустить туда Энкиду целую неделю после смерти последнего, пока потребность в захоронении не превратилась в настоятельную.

Энкиду, друг мой…

Шесть дней и семь ночей рыдал я над ним,

Не позволяя похоронить, —

пока черви не поползли уже из его носа.

(Таблица Х «Эпоса о Гильгамеше» в переводе Стефании Дейли, «Мифы Месопотамии», с. 106)

Судя по всему, вечное пребывание в этой серой и безрадостной местности было ужасной перспективой для любого шумера. (Прим. авт.)