Наши за границей. Николай Лейкин

[9] – возгласил жандарм и загородил ей дорогу.

      – Глаша! Что он говорит? Чего ему нужно? – спрашивал у жены купец.

      – Отстань. Ничего не знаю.

      – Пасс! – повторил жандарм и протянул руку.

      – Ну, вот извольте видеть, словно он будто в винт играет: пасс да пасс.

      – Отдайте свой паспорт. Он паспорт требует, – сказал кто-то по-русски.

      – Паспорт? Ну так так бы и говорил, а то – пасс да пасс… Вот паспорт.

      Купец отдал паспорт и проскользнул сквозь двери. Жену задержали и тоже требовали паспорт.

      – Глаша! Чего ж ты?.. Иди сюда… Глафира Семеновна! Чего ты стала? – кричал купец.

      – Да не пускают. Вон он руки распространяет, – отвечала та. – Пустите же меня! – раздраженно рванулась она.

      – Пасс! – возвысил голос жандарм.

      – Да ведь я отдал ейный паспорт. Жена при муже. Жена в моем паспорте… Паспорт у нас общий… Это жена моя… Послушайте, хер… Так не делается… Это безобразие… Ее паспорт. Ейн паспорт на цвей, – возмущался купец.

      – Я жена его… Я фрау, фрау… А он муж… Это мой мари… мон мари…[10] – бормотала жена.

      Наконец ее пропустили.

      – Ну народ! – восклицал купец. – Ни одного слова по-русски. А еще, говорят, образованные немцы! Говорят, куда ни плюнь, везде университет или академия наук. Где же тут образование, спрашивается?! Тьфу, чтобы вам сдохнуть!

      Купец плюнул.

      II

      Николай Иванович и Глафира Семеновна, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, сидели уже в прусском вагоне. Перед ними стоял немец-носильщик и ждал подачки за принесенные в вагон мешки и подушки. Николай Иванович держал на ладони горсть прусских серебряных монет, перебирал их другой рукой и решительно недоумевал, какую монету дать носильщику за услугу.

      – Разбери, что это за деньги! – бормотал он. – Одни будто бы полтинники, а другие, которые побольше, так тоже до нашего рубля не хватают! Потом мелочь… На одних монетах помечено, что десять, на других стоит цифра пятьдесять, а обе монетки одной величины.

      – Да дай ему вот вроде полтины-то! – сказала Глафира Семеновна.

      – Сшутила! Давать по полтине, так тоже раздаешься. Эдак и требухи не хватит.

      – Ну дай маленьких монет штучки три.

      – В том-то и дело, что они разные. Одни в десять, другие в пятьдесят, а величина одна. Да и чего тут десять, чего пятьдесят? Беда с чужими деньгами!

      Он взял три монетки по десяти пфеннигов и подал носильщику. Тот скривил лицо и подбросил монетки на ладони.

      – Неужто мало? Ведь я три гривенника даю, – воскликнул Николай Иванович и дал еще десять пфеннигов.

      Носильщик плюнул, отвернулся и, не приподняв шапки, отошел от вагона.

      – Вот так немецкая морда! Сорок ихних копеек даю, а он и этим недоволен. Да у нас-то за сорок копеек носильщики в пояс кланяются! – продолжал Николай Иванович, обращаясь к жене.

      – А почем ты знаешь, может быть, ихние копейки-то меньше? – сказала та и прибавила: – Ну да что об этом толковать! Хорошо, что уж в

10

Мой муж (франц.).