По следам Александра Великого. Александр Харников

люди слов на ветер не бросают.

      – Один только вопрос. Этот человек – из тех «пятнистых»?

      – Без комментариев, мой дорогой виконт.

      31 июля 1801 года. Североамериканские Соединенные Штаты. Нью-Йорк. Джулиан Керриган, нашедший то, чего не искал

      – Простите, – сказал я с непомерным удивлением, когда внезапно вынырнувший из темноты великан подпел мне. – Откуда вы знаете эту песню?

      Ее нередко напевала моя любимая Ольга, когда дежурила в помещении, служившем ей лазаретом. Я ее еще спросил, что это за песня, и она мне разъяснила, что она написана во время Великой войны, и поет ее солдат, находящийся вдали от любимой семьи и тоскующий по жене и детям. Она перевела мне ее слова, как могла, конечно – я, однако, так и не понял, что такое провода, зачем и для чего они нужны, но расспрашивать Ольгу не стал. Но песня запала мне в душу, и, хоть слов я и не знаю, пою, как могу, мелодию – Господь наделил меня неплохим музыкальным слухом и довольно-таки приличным голосом.

      – У нас все ее знали, – ответил мне гигант по-русски и криво усмехнулся. – Меня, кстати, зовут Иван, а по-английски Джон.

      Я давно уже не имел возможности говорить по-русски, но сумел-таки произнести:

      – А меня Джулиан. Только я говорю по-русски плохо. Можно, мы продолжим разговор по-английски?

      – Конечно, – ответил тот с акцентом коренного обитателя Лонг-Айленда. Примерно так же разговаривали некоторые мои товарищи по несчастью, которых, как и меня, силой заставили служить во флоте проклятого британского величества. Один был из графства Нассау на Лонг-Айленде, другой из более восточного Саффолка.

      – Вы… тоже из будущего?

      – Из него самого, – тяжело вздохнул Иван. – А вы?

      – Да нет, я здешний, из Южной Каролины. Но мне знаком кое-кто из ваших.

      – Понятно, – снова вздохнул Иван. – Вы давно в Нью-Йорке?

      – Только что прибыл. Ищу ночлег – одно место, где я надеялся переночевать, оказалось забито под завязку, а другое и вовсе закрылось.

      – Пойдем ко мне. Заодно я вас накормлю, – усмехнулся тот.

      Утром двадцать девятого июля я покинул Бостон и поспешил в Нью-Йорк на почтовом клипере. Обычно эти корабли добирались до порта на Южной улице за двое суток, но мне не повезло с ветром, и пришвартовались мы только тогда, когда уже начало темнеть. А попробуй, найди ночлег в такое позднее время, особенно если знаешь только ту часть города, где резвятся матросы – остальным там лучше вообще не появляться, особенно вечером. Так что рассказанное мною Ивану – чистая правда.

      Ему принадлежал неплохой особняк на севере города, на углу Джудит-стрит и Стайвесант-стрит[10]. Слуга забрал мою верхнюю одежду и принес мне тапочки, и мы зашли внутрь, в столовую, где на стенах висели портреты мужчины средних лет, полной женщины, чем-то похожей на ухоженную свинку, и двух красивых детей.

      – Моя семья, – заметив, куда я смотрю, с грустью в голосе сказал Иван. – Тесть, супруга, детки.

      – А где они?

      – Желтая лихорадка.

      Все

10

Эта часть Нью-Йорка была с тех пор полностью перестроена. Кусочек Стайвесант-стрит, впрочем, еще сохранился, тогда как Джудит-стрит сегодня не существует. Интересно, что эта часть города иногда именуется Украинской деревней, так как там позднее селились украинские иммигранты.