Кратеры Симфареи. Виктор Фёдоров

погрузить свою жертву в гораздо более глубокий, бессрочный сон.

      Все эти мысли пронеслись в голове юноши за какую-то секунду, и он с тоской (а если вспомнить вариант с матушкой, то и с некоторым облегчением) признался себе, что не угадал ни разу. Вместо этого ему выпало рыть носом землю. Куда хуже, что он не мог вспомнить, как до такого дошло.

      Эдвин попытался подняться на ватных конечностях. Зарычав от натуги, он с трудом приподнялся на локте, вытер ладонью лицо. Зацепил ссадину на лбу и, сморщившись от боли, сплюнул вязкую слюну.

      – Проклятье.

      На этом его красноречие исчерпалось, вместо этого юноша утробно закашлялся. С каждым спазмом казалось, что легкие сейчас вывалятся на примятую траву, на лбу выступила испарина. Он перекатился на спину, вцепился пальцами в рубаху на груди, пытаясь сдержать приступ. Через минуту кашель отступил, и мир вокруг обрел четкость. Ветви деревьев плотно смыкались в небе над его головой. До ушей донеслось журчание.

      Обычно Эдвин засыпал в своей кровати, порой – на козлах телеги, изредка – в уютном теплом углу мастерской, за что получал нагоняй от Вамоса. Но в его привычку точно не входило валяться на речном берегу, на голой земле, под сенью деревьев. Даже если в жаркий день слепни баюкают своим жужжанием, а облака вяло плывут по небу, словно призывая улечься на спину и проследить за ними, постепенно погружаясь в сон. Юноша уперся ладонями в землю, выдохнул, поднялся на ноги. Мрачно посмотрел на пару ведер, лежащих неподалеку. В этом безмятежном беспорядке чувствовался некий укор, напоминание об ответственности. Обдумав последнюю мысль, юноша опять потрогал ссадину на лбу, посмотрел на небо и выругался вслух.

      Должно быть, Вамос ждет его уже час, минимум, а это был повод для беспокойства. И пусть на фоне странного пробуждения все остальное отошло на второй план, Эдвин прекрасно помнил, что каменщик до сих пор не сменил гнев на милость с прошлой недели. Ведь не зря, ой не зря, он больше не хранит свои бутылки с дрожжевой настойкой под полкой с инструментами. И, несмотря на все оправдания, этот поход за водой стал для него уже третьим за три дня.

      Каждый раз кожа в считанные секунды покрывалась липкой пленкой пота, соленые капли стекали по лбу, заливая глаза. Это было самое сухое и жаркое лето на его памяти, мозоли на руках саднили, кожа загорела почти дочерна. Пыль вперемешку с каменной крошкой по вечерам можно было выскребать из складок одежды горстями. И даже старики, привычные, казалось, ко всему, все реже выползали из своих домов на крыльцо, предпочитая до самого вечера прятаться в глубокой тени.

      Он вновь возвел взгляд к небу: солнце неумолимо и безжалостно источало свой жар прямо над его головой. Мог ли солнечный удар стать причиной его забытья? Заманчиво. Простые объяснения всегда успокаивают, помогают найти опору в этом неустойчивом мире. Увы, этим мог объясниться лишь обморок в сочетании с головной болью. Но уж никак не состояние поляны вокруг.

      В паре шагов от него грустно замерла скособоченная яблоня. На ветках сиротливо покачивалась кучка недозревших яблок, но большое количество зеленых плодов теперь валялось на земле среди узловатых корней. Местами они сливались по цвету с травой, местами теряли маскировку, переливаясь на солнце. А ведь каждый знает, что плоды зреют все лето, а к осени становятся наиболее сочными, вкусными и начинают валиться с веток в пожелтевшую траву. И уж точно не падают так рано, все сразу и в опасной близости от его головы.

      Вокруг были и другие странности помимо яблок. Упавшая ветка тут, опавший куст там – все это вносило сумятицу в давно ставший родным береговой пейзаж. И хотя по натуре своей Эдвин был молчалив, сейчас он испытывал непреодолимое желание ругаться вслух. Костерить на чем свет столь грубое вторжение в устоявшийся порядок вещей. Однако юноша промолчал и вместо этого схватился пальцами за виски.

      Утро этого дня вряд ли можно было назвать выдающимся. Он, как и всегда, проснулся на заре, сунул голову в бочку с водой и поспешил на другой конец деревни, к Вамосу. Провел все утро в рабочих заботах, а после, ближе к полудню, подхватил ведра и поплелся к реке.

      Но что потом? Как бы маняще ни звучало, планов подремать на теплой земле у него точно не было. Упал в обморок? Солнцем голову напекло? Бред. Слабым здоровьем Эдвин никогда не отличался, а если посмотреть на загорелую кожу и блестящие на лице карие глаза, то можно было усомниться в отсутствии у него южного происхождения. Пока остальные жители Срединных земель изнывали от жары, он стоически ворочал камни под палящим солнцем.

      Юноша огляделся вокруг. Тихое журчание реки успокаивало, водная гладь блестела на солнце. Спокойствие было обманчивым. На первый взгляд течения почти не было, но любой местный знал, что уже в двадцати шагах от берега в воде начинают бушевать бурные потоки, берущие свое начало где-то высоко в горах.

      За его спиной высился крутой, поросший кустарником пригорок, среди колючих ветвей скрывалась протоптанная тропа. Деревья неплотным рядом выстроились вдоль берега, их кроны отбрасывали рваные тени на пожелтевшую местами траву, которая, по мере приближения к берегу, истончалась и уступала место размокшей земле и песку. Сейчас земля вокруг была припорошена