Сердце шута. Кэтрин Болфинч

плакала, а он молча ждал, непривычно бережно стирая мои слезы.

      – У меня будет сын, – прошептала я, вперив взгляд в пуговицы на его рубашке.

      – Это ведь здорово, – в голосе слышалась улыбка. Не обычно насмешливая, а теплая, словно возня со мной и просьбы Лу трогали что-то в его душе.

      Я подняла взгляд.

      – Я не смогу быть матерью, – призналась я, зажмурившись от своих собственных слов. Глубоко внутри я ругала себя за слабость, за то, что сказала эти слова ему, за то, что призналась, произнесла вслух.

      Хорхе не ответил, порывисто обнял меня, будто такое проявление эмоций было для него чуждо. Признаться честно, такие порывы и для меня казались странными, но сейчас отчего-то необходимыми. Я не видела в этом ничего романтического, рядом с Хорхе, правда, чувствовалась какая-то едва заметная поддержка, забота, словно все проблемы и мысли убегали, когда он был рядом. Пусть мы и почти не были знакомы. Может быть, я просто устала мерить людей по количеству дней, в которых знаю их имена.

      – Помнишь, ты спросила меня, что ты такого сделала? – прошептал Хорхе, я молча кивнула. Он так и не выпустил меня из кольца своих рук. – Абсолютно ничего. То есть, это здесь не при чем, – встряхнул волосами парень. – То, как ты защищаешь своего ребенка, то, как живешь ради него. Это причиняет мне боль, буквально разрывает изнутри. Моей матери было все равно, а ты живешь так, будто это единственная причина, которая держит тебя в этом мире, – слишком тихо проговорил он. – Ты не можешь быть плохой матерью, Ана.

      – Это и есть единственная причина, по которой я живу, – я отстранилась, боясь даже смотреть на него. – А тебе хотя бы есть на кого злиться, – он сунул руки в карманы брюк, но снова ничего не ответил. Я двинулась к выходу на улицу, сжимая в руках несколько бумаг и снимков.

      Хорхе плелся позади меня. И я надеялась, что он не начнет этот разговор снова, потому что он и так слишком многое обо мне узнал. И, словно читая мои мысли, мы в абсолютной тишине сели в машину. Я ругала себя за то, что поддалась на уговоры, за то, что все-таки решила поехать, рассказала ему об этом, позволила себя утешать и вообще быть рядом. Хотелось убежать и спрятаться или стереть ему память.

      И я ругала саму себя в мыслях, пока Хорхе заводил машину, выезжал с парковки и заворачивал на нужные улицы. Вот только мы не успели далеко уехать. Заднее стекло резко разбилось, заставив вздрогнуть от страха. Я машинально пригнулась.

      – Черт, – выругался Хорхе и достал пистолет. Следом за этим действием разбилось и второе окно.

      О боже, боже, боже.

      Я едва могла дышать, от страха легкие сжимались, сердце стучало даже в ушах, я не знала, что думать и делать. Хотелось бежать, прятаться. Наверное, если бы я не знала банальных вещей, то уже выбежала бы из машины, но я продолжала сидеть в ожидании самого страшного.

      Руки сами по себе опустились на живот, малыш легонько толкнулся, а я едва сдержала слезы ужаса, прикрыв глаза.

      Еще несколько выстрелов раздалось совсем рядом. Я не боялась умереть, но до ужаса боялась