К далекому синему морю. Дмитрий Манасыпов

Несколько шрамов на лице и бездна спокойной уверенности. Такой, что Морхольду оставалось только сыто рыгнуть после ужина и честно рассказать о цели визита и собственных планах. Которые, к слову, включали выбивание правды именно из мужика напротив. Он-то, кстати, чай пил из обычной кружки, с ручкой, обвязанной нитками.

      Чай парил, мед сладко пах, хозяин молча пил и внимательно смотрел то на кота, спящего в углу, то на Морхольда. А тот, сочно причмокивая, с присвистом хлебал из блюдца и не знал с чего начать. И косился на СКС, висящий сбоку от хозяина. Странно, но оружие никак не нарушало уюта комнаты.

      – Давай упрощу тебе задачу, – хозяин отрезал кусок сот и протянул Морхольду, – ты как к такому предложению?

      – Так заметно, что меня что-то гложет и не могу это высказать?

      – Прямо в точку, – тот усмехнулся, – лучше и не скажешь.

      – Ну… если оно так, то только «за».

      Тот кивнул.

      – Для начала, гостюшка, ты б представился. Понимаю, недосуг, усталость и все такое… но?

      Морхольд усмехнулся в ответ:

      – Прошу прощения, утомился.

      – Кто бы сомневался. На дворе-то, чать, не благословенный две тысячи восьмой. Это тогда было хорошо. Евро сорок, доллар тридцать, нанотехнологии, маршрутные такси, первые айфоны и вообще – тишь, гладь и божья благодать.

      – Действительно. Меня зовут Морхольд.

      – Интересное имя. Валлийское, кажется? Вроде бы упоминалось в «Тристане и Изольде»?

      – Радует общение с образованным человеком. Гляжу на вас и так и вижу очами души своей диплом о высшем. И почему-то звезды на погонах в придачу.

      – Да чего только не бывает, особенно в прошлом.

      – Ну, так…

      – Кто слишком много такает, тому в рот птичка какает, – хозяин отхлебнул из кружки, – слышали, наверное?

      – Великолепная книга за авторством Франсуа Рабле. Из главы о детстве Гаргантюа, если память не изменяет?

      – В наши-то с вами времена общение с человеком, не чуравшимся в прошлом чтения классика французской литературы, да и мировой в целом, – великая радость.

      – Ну, старик Рабле умел радовать неожиданными перлами в своем панегрике, эт точно, – Морхольд надул щеки и, прихлюпнув, допил чай. – А как вас величать?

      – Хм… – хозяин открыл жестяной портсигар, советский, с выдавленной охотничьей собакой, предложил угощаться, – а зовите меня, пожалуй, Егерь… Хотя нет, это имя для того, кто давным-давно ушел. Можно сказать, стал призраком. Зовите Лесником.

      – Удивительно незнакомое имя. Оба.

      – Взаимно, земляк.

      Морхольд удивленно посмотрел на него.

      – И не спрашивай, не поймешь. Родились мы с тобой в одном городе. Том самом, бывшим когда-то очень радостным. Откуда ты и добрался сюда.

      Удивляться этому уже не хотелось.

      – Может быть… земляк, ты тогда знаешь, зачем приперся к тебе?

      Лесник пожал плечами.

      – Знаю. Бери сигарету, Морхольд. Угощайся…

      – А, не курим… – Морхольд