Тайная дверь. Виктория Лебедева

что же это в самом деле? – Мама опять готова взорваться, голос её недобро звенит.

      Интересно, чего она всю неделю злая такая? Может, потому что отпуск в понедельник кончается?

      – Ма, я правда не хочу. Жарко. Можно я вечером поем, ну пожалуйста?

      – И суп? – спрашивает мама с подозрением.

      – И суп. – Подозрение её, конечно, справедливо, но об этом позже.

      – Ладно, иди! – вздыхает мама.

      – Поешь хоть салату, – одновременно предлагает дедушка.

      Ну вот… Салат я бы, может, поела, но теперь нельзя – мама будет думать, что я нарочно её злю, слушаюсь одного деда, и заново на него разорётся. У взрослых всё почему-то ужасно сложно устроено, даже обыкновенный обед на дачной веранде. Интересно почему?

      Я ухожу за дом и там потихоньку рву себе с десяток клубничин покрупнее. Ещё одна дедушкина вечная байка – как он двадцать лет не мог запомнить название сорта «мице шиндлер». Он так часто об этом рассказывает, каждый день по несколько раз, что даже я запомнила, хотя название на самом деле – язык сломаешь. Вот эта «мице шиндлер» – супервещь. Жаль, что её пока совсем немного, не дозрела.

      Пока полощу ягоды под огородным краном, я наблюдаю за котом фриков. Тот лезет под тёть-Олиной рабицей. Кот зловещий, огромный, толстый, вылитый главный мафиози в боевике, а под рабицей запросто проходит, хотя она почти касается земли. Как ему это удаётся?

      И тут за рабицей, за тёть-Олиным участком, появляется знакомое белое платье. Рина! Вот и узнаем, к кому она приехала…

      Рина медленно бредёт одна по Третьей линии, размахивает каким-то прутом, сбивая люпины, смотрит под ноги. Но, дойдя до калитки дяди Гены, вдруг останавливается, озирается воровато – и тянет за ручку. Дёрг, дёрг. В дачной тишине раздаются щелчки приржавевшего металла. Калитка, конечно, не поддаётся. Дядя Гена с женой в эти выходные на свадьбу поехали, я сама слышала, как он дедушке говорил. Их теперь до следующей пятницы не будет.

      Подёргав ручку, Рина печально опускает голову и медленно бредёт дальше, а я стою, уже вся забрызганная водой, руки под краном окоченели, и смотрю ей вслед – пока белое платье не скрывается за глухим забором следующего участка.

      Первая мысль – побежать и проследить, куда Рина пошла. Но у меня же клубника, а идёт девчонка еле-еле. И, рассудив, что успеется, я закрываю наконец-то воду и запихиваю «мице шиндлер» за обе щеки. Норм, клубника почти созрела и довольно сладкая.

      – Ксюньчик, зайка, что ты там делаешь? – зовёт мама ласковым голосом, в котором отчётливо позвякивает металл – не хуже, чем в дяди-Гениной приржавевшей калитке.

      – Ничего, мам! – кричу я, торопливо проглотив клубнику. – Я гулять!

      Скорее, пока не замели, я перепрыгиваю канаву и несусь через тёть-Олину лужайку на выход – так короче, не бежать же за Риной в обход. Ну а чего? Тёть Оля добрая, она мне разрешила. Она нам с дедом вообще как родственница, у нас даже забора с ней нету, только дренажка, которая уже пересохла.

      Я вылетаю за соседскую калитку и смотрю вдоль улицы.