Сосновая крепость. Екатерина Аксенова

ноги касаются мокрой травы.

      Лето – это рубеж между тобой старым и тобой новым. Будто три месяца даны специально, чтобы измениться. Хочется верить, что я не упущу этот шанс. Что-то пойму. Что-то сделаю. Что-то изменю. Я должен!

      Но ещё есть время. Я бегу за соседским котом и улыбаюсь. Паршивец, кстати, успел смыться. Я обошёл весь участок. Пусто. Только Валя и Галя путаются под ногами.

      Я покормил кур, собрал свежие яйца. Шесть штук. Два из них пожарил. Зарядил телефон и обнаружил пять пропущенных от мамы и один от папы. Перезвонил. Выслушал гору напутствий от мамы и всего одну фразу от папы: «Антигрозовая» коробка в кладовке». Выдохнул. Ежедневный отчёт отправлен.

      Делать было нечего. И мне это нравилось. Я сел на велик и поехал. Просто так, без цели. Крутишь педали, вращаешь мир. Мимо заборов. Сквозь запах шиповника. По полю вдоль озера. По старой лесной дороге. Дальше и дальше. Куда хватит сил. Пусть ветер хватает за волосы, будто хочет выдрать с корнями все мысли. И ведь у него получается! В голове становится легко и пусто. А ты улыбаешься, как блаженный идиот, который только что раскрыл секрет мироздания. Кто знает, может, так оно и есть.

      Кстати, именно тогда я и нашёл Волшебный автобус. Наверное, в этот момент внутренний таймер снова ускорил обратный отсчёт. Но я ничего не почувствовал. Блаженный идиот.

      Вторник стал точной копией понедельника. За исключением кота. Рыжий паршивец больше не появлялся. Я кормил кур. Кормил себя. Рисовал и катался. Катался и рисовал. Кайф.

      А в среду после обеда, как и обещал, приехал папа. И привёз новую порцию гуманитарной помощи для небольшой страны.

      – И куда это всё девать? – спросил я, когда из багажника появился четвёртый пакет.

      – Ты же знаешь маму, – папа вздохнул. – К тому же здесь не всё продукты. Я решил покрасить курятник, а то он выглядит…

      – Как убогая хибара.

      – Неужели так плохо?

      – Как страшный сон куриного дизайнера.

      – Ну, может, с белой краской станет лучше, – неопределённо сказал папа.

      Наверное, надо было как-то помягче. Ну, про убогую хибару. Но у нас с папой такая фишка: мы друг другу не врём.

      – Зато тебе будет чем заняться, – бодро произнёс папа.

      – В смысле?

      – Так покрасишь эту… хибару. Приведёшь в божеский вид. Будет бабушке сюрприз.

      – Я вроде в маляры не нанимался.

      – Есть дела поважнее? О, точно! Прости, я только что услышал.

      – Что услышал?

      – А ты разве не слышишь?

      Я напрягся. Хлопнула дверь. Лает собака. Где-то играет радио. Кто-то смеётся. Тонкий писк бензопилы. Обычная дачная жизнь. Всё как всегда.

      – Нет.

      – Как?! – папины глаза округлились. – Неужели не слышишь этот жуткий треск?

      – Какой ещё треск? – я начал терять терпение и нервно озираться по сторонам.

      – Это же твой телефон ломится от приглашений на вечеринки! – и тут треснул сам папа. От хохота.

      Просто обалдеть, как смешно. Похоже, папа учился шуткам на дешёвых