Мэри энд Лили. Ольга Юрьевна Илюхина

самогона жизнь меня еще не опускала, так что следовало купить напиток, устраивающий всех. Водку Талапины уважали, но я ее не пью. Вино я пью, но «компот», как его называл дядя Сеня, у Талапиных не употреблялся. Пройдясь взглядом по магазинным полкам, я наконец нашла то, что надо. Коньяк, «Дагвино», три звезды. Дороговато обойдется поиск корней, но здоровье, в конечном счете, дороже. В гостевой комплект вошли – палка копченой колбасы, шоколадка, банка огурцов и батон.

      В доме номер три слабо светилось окно, и царила подозрительная тишина. Я постучалась.

      – Ну, кого там черт несет? – рявкнула из-за двери тетя Зина.

      – Я это, тетя Зина, – проблеяла я. – Можно войти?

      – А что, закрыто? – удивилась тетя Зина.

      Я осторожно вошла. Дядя Сеня зайчиком лежал на кровати и только скосил на меня глаза. Тетя Зина, с очками на носу, разодетая в желтую кофту и красную вязаную юбку, читала рекламу в старой газете. В свете маленькой настольной лампы, выпущенной в конце шестидесятых годов, она выглядела доброй бабушкой, только что убаюкавшей внуков. Рыжие кудряшки были тщательно причесаны и прижаты к голове массивным бархатным ободком.

      – Я, может, не вовремя? – Я скромно переступила порог и слегка встряхнула сумку. Бутылка звякнула о пузатый бок банки с маринованными огурцами. Родственники вытянули шеи и хором возмутились:

      – Ты, Маня, чего ерунду городишь?!

      – Заходи, не чужие, чай!

      – Подумалось, – пояснила я, – сейчас лето, а там и осень, потом зима, когда еще увидимся. – Я вздохнула и водрузила на стол коньяк.

      – Ух, ты, – дядя Сеня пушиной слетел с кровати и двумя руками схватился за емкость.

      – Тетя Зина, а тарелку не дашь? – колбаса улеглась рядом с батоном.

      Тетя Зина жар-птицей взметнулась на кухню. Дядю Сеня я привлекла к открытию банки с огурцами.

      – А-а-а… Это кстати. – Дядя Сеня захрустел огурчиками. – В огороде еще цветут, а прошлогодние уже сожрали.

      – Ты же и сожрал, – тетя Зина выложила на стол деревянную доску и суповую тарелку. Батон и колбасу, не чинясь, нарезала по-крестьянски, то есть так, чтобы готовый бутерброд пролезал в широко раскрытый рот. Огурцы предполагалось брать из банки вилкой и затем рукой отправлять в рот. Такой ерунды, как салфетки, в доме у тети Зины отродясь не водилось. Пальцы всегда можно было облизать или вытереть об одежду. Тем, кто сидел у окна, в этом смысле везло больше, так как под рукой всегда имелись цветастые ситцевые занавески. Проявленное мной уважение, в виде бутылки коньяка, подвигло тетю Зину достать из буфета почти хрустальные рюмки. Заодно она принесла чистое полотенце, которое я положила на колени. Подготовку к застолью на этом сочли законченной, и дядя Сеня поднял рюмку.

      – Хорошо, – он посмотрел рюмку на свет и сдвинул брови. – Но мало.

      Конечно, если пить все время стаканами, то рюмка, как посуда, воспринимается с трудом. Мы все выпили и закусили бутербродами. Поскольку тетя Зина