Эротические фантазии провинциального фотографа. Виктория Даркфей

но подчиняясь его воле и отдать все, что он потребует…

      И вот его руки, словно материализовавшись из ниоткуда, действительно скользят по плечам и шее. Каждое прикосновение жжет словно наждачная бумага, но от этого не больно, а горячо и внутри поднимается нечто почти забытое. Его сильные пальцы нежно зарываются в мои волосы и ласково массируют точки на затылке и шее, заставляя расслабиться окончательно. Все мысли покидают меня, и не остается даже удивления, ведь буквально только что я лишь эфемерно ощущала его, но он уже здесь, он материален, и я чувствую каждое движение.

      Его дыхание опаляет мою кожу, и словно разряд проносится по телу. Я вздрагиваю от этой сладкой муки, а его пальцы на миг замирают. И этот миг растягивается в томительном ожидании, когда ты для себя еще не решила, хочешь ли продолжения или нет. Но с каждой секундой куда-то улетучивается благоразумие, и все сильнее проступает дикое желание поддаться искушению, ощутить всю полноту его вкуса, познать его глубину и раствориться в нем без остатка. И тогда я льну к нему, словно умирающая от жажды к источнику. И с удивлением понимаю, что действительно умирала до этого. Медленно и незаметно угасала, теряла себя по крупицам, сама не зная об этом.

      Я льну к нему в ожидании ласки, и он понимает, что все оковы окончательно спали, и мы свободны. И его пальцы вновь скользят по моей коже. Очерчивают ключицы и задерживаются в ямочке между ними. А потом медленно, едва касаясь, скользят ниже, и вторит им едва уловимый ветерок его дыхания, что словно разжигает следы прикосновений.

      И мне хочется прогнуться, лишь бы он не останавливался, не разрывал контакт. Это почти болезненно, но так приятно. Словно с меня содрали постылую броню, которая уже вся закостенела и совсем перестала пропускать сквозь себя что-либо. А под броней обнаружилась настоящая я, живая и чувственная, готовая к новым открытиям, к неизведанным шагам по непроторенной дорожке.

      Я чувствую, что он удовлетворен моей реакцией, но медлит, усмехаясь, и словно наказывает за прежнюю нерешительность. Он тянет, наслаждаясь моим желанием и нетерпеливостью. Но вот он смягчается, из моей груди вырывается невесомый восторженный вздох, когда его пальцы продолжают путь, а неуловимый ветерок сменяется жарким прикосновением его губ. Это похоже на волны, волны наслаждения, что разбегаются по телу от эпицентра – поцелуя.

      И теперь все мое тело следит за его губами. За тем, что они вытворяют, что они позволяют себе. А на задворках сознания я чувствую, что и его пальцы не остались без дела, они продолжают изучать дрожащую меня, взращивая то тут, то там небольшие вихри страсти, словно штрихами очерчивая рамки дозволенного, и смело выходя за них.

      Это волнует, но больше меня занимают его враз осмелевшие губы. Я бьюсь под этой пыткой, мне хочется одновременно и убежать от него, и потребовать не медлить больше, а скорее удовлетворить вулкан, что он так неосторожно пробудил.

      И я слышу свои жалобные вздохи, а мои пальцы зарываются в его волосы, прижимая голову крепче, когда твердые губы смыкаются на сосках и терзают их нещадно, бескомпромиссно, требовательно. Его губы скользят снова вверх, по шее, к мочкам ушей. А руки вдруг снова появляются в поле видимости, и его ладони накрывают полушария грудей. Ведь не может же он оставить такой важный плацдарм – отвоеванные территории не подлежат возврату противнику…

      Он гладит их умело, где надо нежно, а где-то сильно, почти грубо, срывая стоны мольбы с моих губ. И мне хочется просить его, умолять, чтобы он прекратил пытку, чтобы взял меня в плен. В вечный плен любви и страсти.

      Да я раздавлена. Я уничтожена. Меня больше нет. Моя воля порабощена, и я вся его. Готовая удовлетворить любое желание, отдаться вся без остатка. Лишь бы он взял. Хочу принадлежать ему, скорее почувствовать его внутри себя, подарить ему наслаждение и в ответ получить во сто крат большее.

      Он больше не усмехается. Его дыхание больше не спокойно. Оно наполнилось учащенными вздохами, и я чувствую, как трепещут его ноздри, когда прижимаюсь к нему всем телом, когда грудь расплющивается о его грудные мышцы, когда обнимаю его ногами, стремясь скорее притянуть к себе и почувствовать его присутствие там…

      Цунами страсти накрывает его с головой, и он больше не хочет продолжать игру в растягивание удовольствия. Сосуд терпения переполнен и уже трещит по швам у нас обоих. Его руки накрывают мои ягодицы, и он властно безапелляционно укладывает меня так, как удобно ему. Я не протестую. Я трепещу от вожделения. Я жду. Я готова.

      И он входит в меня, и лавину срывает. А я кричу от острого удовольствия, от счастья. Его член проникает глубоко в мое лоно, он несет в себе всю мощь мужского естества, покрывая меня. И я сейчас просто самка, я двигаюсь навстречу его почти деспотичным толчкам, полностью растворяясь в происходящем…

      ***

      Я проснулась. Немного полежала с закрытыми глазами, приходя в себя. Как всегда, в таких случаях накатила гамма чувств, среди которых очень легко вычленить разочарование и немного отвращения к себе. Я лежала на кровати словно придавленная плитой собственной никчемности. Подниматься совершенно не хотелось.

      Но пришлось. Я встала и прошлепала