Емельян Пугачев, т.1. Вячеслав Шишков

солдатам двухсот тысяч талеров.

      Банкир Гоцковский готовился дать в ратуше русским военачальникам торжественный обед, но Чернышев затею эту отклонил.

      За русским комендантом Бахманом магистрат прислал карету. Изливаясь в благодарности за поддержание в столице столь великой дисциплины, магистрат поднес ему как коменданту города десять тысяч талеров в награду. Не приняв денег, Бахман не без яда ответил:

      – Я довольно награжден и тою честью, что несколько дней был комендантом Берлина.

      Войска выступили в полном порядке. Впереди – донцы. Они успели сложить про свой поход песню. Потряхивая чубом, с лукавой смешинкой в черных, навыкате глазах, Пугачев звонко начал:

      Часто Фридриха мы били,

      К нему в гости мы зашли,

      Всю столицу перерыли,

      Короля в ней не нашли.

      Ударяя в бубны, в тулумбас, казаки с присвистом азартно подхватили:

      Эх, любо, братцы, любо,

      Любо врага бить!

      С нашим атаманом

      Не приходится тужить.

      Эх, нечего тужить!

      Опять залихватская запевка Пугачева:

      Мы в Берлине погуляли,

      Фридрих будет помнить нас.

      В Шпре-реке коней купали,

      Весь повывезли запас.

      И снова дружные голоса казаков:

      Эх, любо, братцы, любо,

      Любо врага бить!..

      Глава VI

      Чугунные рыцари

      1

      Наступил 1761 год, чреватый важными неожиданностями. Так, вместо Фермора, на пост главнокомандующего был неожиданно назначен фельдмаршал Бутурлин. Всем было в удивленье, что на протяжении пяти лет войны сменялся вот уже четвертый военачальник. И, как на беду, все эти сановитые горе-воеводы, даже граф Салтыков, не обладали в полной мере качествами главнокомандующего. У них была своеобразная, весьма удобная для Фридриха тактика: восемь месяцев сидеть где-нибудь в Польше, два месяца идти к полю битвы, два месяца воевать, успешно разгромить вражескую армию и, не использовав до конца победы, не поставив разбитого врага на колени, снова с легким сердцем уходить на винтерквартиры в Польшу, то есть возвращаться к праздному восьмимесячному прозябанию за счет русского крестьянства, изнывающего от военных поборов. А вот наступит лето, можно опять пойти подраться с Фридрихом. И так тянулось это из года в год.

      Всех горе-воевод подсовывал мужественной русской армии правящий Петербург, отчасти и сама Елизавета.

      Горе-воеводой оказался на деле и фельдмаршал Бутурлин. Про него шла молва, что он навряд ли способен и три полка водить, где же ему всей армией командовать?

      И еще говорили:

      – Да если б главнокомандующим граф Румянцев встал три года еще тому назад, мир был бы заключен.

      Бутурлину шестьдесят семь лет. Высокий, плотный, с красным горбатым носом, воспаленными, навыкате, глазами, он говорил густым басом, на подчиненных наводил иногда трепет, но с солдатами обращался милостиво. Когда-то он учился в морском корпусе,