Про нашу семью (сборник). Анатолий Алексин

раматическим кружком. И придирчиво оглядела меня. Это было бы еще ничего: за «внешние данные» пока что отметок не ставят, но оказалось, что и внутренние данные у мамы были гораздо лучше, чем у меня. К примеру, все помнили, что мама никогда не гоняла клюшкой консервные банки и не любила играть в «расшибалочку».

      Больше я не знал никаких подробностей о мамином прошлом. Но вот однажды бабушка, которая пришла помочь маме по хозяйству, сказала:

      – Сережа-то стал лауреатом Всероссийского конкурса!

      – Какой Сережа? – спросил я.

      – Сережа Потапов. Его знают все культурные люди!

      – Первый раз слышу. А кто это? – сказал я.

      И вдруг заметил, что папа взглянул на меня с любовью.

      А верней сказать, с благодарностью… Еле заметно взглянул.

      Но я-то почувствовал! Хотя ничего не понял…

      И только потом на кухне бабушка объяснила мне, что Сережа Потапов учился когда-то в школе музыкально одаренных детей и мама любила его, когда была в пятом классе.

      Музыкальная школа находится прямо напротив нашей, через дорогу. Если из нашей школы выходит ученик, то трудно сразу определить, одаренный он или неодаренный.

      А если из дверей школы, которая через дорогу, то тут сразу ясно: идет одаренный!

      Мы выходим из своей школы с портфелями, а музыкально одаренные – с футлярами. Сначала Сережа Потапов привлек мамино внимание тем, что его футляр был больше, чем у других, потому что он играл на виолончели. А потом, уже в пятом классе, она его полюбила. Мама, наверное, тоже была одаренной, потому что я вот хоть и учусь в шестом классе, но еще ни разу пока не любил.

      – Да, Сережа далеко шагнул! – сказала за ужином бабушка.

      И папа закурил в комнате, хотя обычно выходил для этого в коридор или на кухню.

      – Ну что ты?! Это такое далекое прошлое… Это глупое детство! – сказала мама. И рассмеялась. Ей было весело.

      А папа за весь вечер ни разу не улыбнулся.

      – Далеко шагнул! Далеко!.. – повторяла бабушка, убирая посуду.

      Бабушка очень любила нас воспитывать. Но делала это как-то по-своему.

      «А сын нашей соседки научился варить суп», – говорила она, и я должен был понять, что мне тоже не мешало бы этому научиться.

      «А Коля, который вместе с тобой кончил медицинский институт, стал заведующим отделением», – сообщала она папе. И папа должен был сделать вывод, что ему тоже не мешало бы стать заведующим. «Да, Сережа далеко шагнул!» – эта фраза должна была подсказать папе, что и ему пора было куда-то шагнуть.

      Два года назад мне удалили гланды. «Чепуховая операция!» – говорили все. Но я как-то этого не почувствовал… Хирург, который их удалял, казался мне удивительным человеком. Он причинял мне ужасную боль, и я должен был бы его ненавидеть, а я относился к нему прямо-таки, как говорят, с восхищением. Со страхом и восхищением! И трудно мне было представить, что он снимет свой белый халат, свои резиновые перчатки и станет таким же, как все. А может быть, даже пойдет в буфет.

      Папа делает операции почти каждый день. И может быть, каждый день кто-то смотрит на него так же, как я смотрел на того хирурга.

      – Тебе когда-нибудь делали операцию? – спросил я у бабушки.

      Оказалось, что ей за шестьдесят лет не сделали ни одной операции! Разве она могла как следует оценить папу?

      – Добиваются же люди таких успехов, как Сережа Потапов! – причитала бабушка, уже натягивая пальто.

      – Вот когда у тебя опять будет приступ мигрени, – сказал я, – вызывай не врача, а этого своего… виолончелиста! Пусть он тебе поможет!

      Перед самым сном я чистил зубы в ванной комнате и вдруг услышал, как мама сказала папе:

      – Это смешно… – Ей все еще, в отличие от папы, хотелось смеяться. – Ну несерьезно, честное слово. Это же было в пятом классе!

      – Началось в пятом… – тихо сказал папа. И я почувствовал, что рука его снова полезла в карман за папиросами.

      Я, как говорят, содрогнулся.

      Значит, только началось в пятом классе? Интересно, а в каком кончилось? Хорошо, если в шестом. А если в седьмом или даже в девятом?

      «Ведь папа учился с мамой в одном классе, – рассуждал я. – А школа для одаренных, как и сейчас, была через дорогу. И папа, значит, был свидетелем их любви. Как же он, бедный, переживал! А если он и сейчас страдает?»

      Надо было что-то предпринять. Но что? Разве я мог с кем-нибудь посоветоваться?

      К примеру, если бы я посоветовался с бабушкой, она бы сказала: «А сын моей соседки никогда не вмешивается в дела старших!»

      Может быть, это и в самом деле было не мое дело? Может быть…

      Через несколько дней, собираясь в школу, я услышал в программе передач, что Сергей Потапов будет выступать вечером по телевизору. К счастью, кроме меня, этого никто не услышал.

      Вечером, за четверть часа до концерта