Москва слезам не верит. Валентин Константинович Черных

Еровшина.

      – Народ приветствует партию, партия – народ, – посмеиваясь, объяснил Еровшин.

      – А партия разве не народ?

      – Народ, народ, – отмахнулся Еровшин.

      – А почему тогда на плакатах пишут: «Народ и партия едины»?

      – Потому что идиоты, – не выдержал Еровшин. – Какой-то придурок из ЦК придумал эту абракадабру, и никто отменить не решается. А вообще-то, партия есть партия, а народ есть народ. Партия – это вроде дворянства. Вступил в партию – ты уже не холоп, а дворянин, тебя уже бить по роже не положено, ты уже сам бить можешь. Кстати, а ты в партию вступать не собираешься?

      – Нет, – Людмила рассмеялась. – Я замуж собираюсь. Но ты ведь на мне не женишься?

      – Не женюсь, – подтвердил Еровшин. – Я стар для тебя.

      – Ты не старый. Ты лучше молодых. Ты умнее всех и в постели лучше.

      – Я просто опытнее. Малыми затратами я достигаю вполне приличных результатов.

      – Мне это подходит. Я бы за тебя вышла замуж.

      – Не получится, – вздохнул Еровшин. – Я никогда не брошу жену. Нехорошо бросать женщину, когда ей за сорок. Она уже никому не нужна. Старых партнеров не предают.

      – Брось. Просто в вашей конторе это не поощряется. В чине могут понизить. Кстати, ты в каком чине?

      – У нас не чины, у нас звания, – поправил Еровшин. – А звание у меня вполне подходящее.

      – А генералом ты можешь стать?

      – Уже не могу.

      – Почему? – удивилась Людмила. – Ты не старый и умный.

      – Я уже генерал, – рассмеялся Еровшин.

      – Таких генералов не бывает, – не поверила Людмила.

      – А какие бывают? – спросил Еровшин.

      – Они толстые, пузатые.

      – Ну, это в Советской армии.

      – А ты разве не в Советской армии?

      – Нет. Мы отдельно.

      – Значит, я трахаюсь с генералом? – рассмеялась Людмила.

      – Значит, так, – подтвердил Еровшин. – Но об этом всем знать совсем не обязательно.

      – Я не болтливая.

      – Я знаю.

      – Откуда? – удивилась Людмила.

      – Знаю, – сказал Еровшин. – Ты ведь о наших с тобой встречах даже Антонине и Катерине не рассказала.

      – А об этом ты откуда знаешь?

      – Знаю. Наши ведь есть и у вас в общежитии, и у тебя на хлебозаводе.

      – Если я угадаю кто, ты скажешь? – спросила Людмила.

      – Не скажу, – отрезал Еровшин. – Это уже не твоего ума дело.

      Людмила не обиделась. Она никогда не обижалась на Еровшина: знала, что это бесполезно. Если он говорил «нет», никакие уговоры и упрашивания на него не действовали.

      Людмила улыбнулась своему соседу в курилке библиотеки, погасила сигарету и снова набрала домашний номер Еровшина. Ей ответил женский голос, немолодой, хрипловатый. Явно курит, подумала Людмила.

      – Здравствуйте, Мария Филипповна, – как можно любезнее сказала она. – Это Людмила из Пятого управления. Пожалуйста,