Параллельные кривые. Таша Калинина

инокое солнце где-то за плотными облаками. Смешно, но на падающие в темноту окурки Марта загадывала желания. Это были будто ее личные звезды, спускающиеся с ее личных небес яркими огоньками. Не повезло ей увидеть настоящую падающую звезду, а очень хотелось. Есть в этом что-то детское. Волшебное.

      Ну какие звезды? Окстись. Впереди сумрачный день, к финалу которого твоя голова будет взрываться от телефонных звонков, окриков "Левее. Повернись. Головку чуть выше, еще чуть-чуть, так, вот так… Улыбаемся", от запахов и звуков, от липких чужих взглядов и…

      Ну вот, началось. Телефон на подоконнике угрожающе завибрировал. На экране высветилось вечно довольное лицо – Артурчик, кто же еще может звонить ей в такое время.

      – Вообще-то еще шесть утра и вообще-то я просила выходной, – вместо приветствия буркнула Марта.

      – Вообще-то, дорогая, у тебя съемки через 40 минут, – затараторил Артурчик, – а ты наверняка еще в халате и пялишься в окно. Машина выезжает через десять минут, будь готова.

      – Я себя паршиво чувствую, – Марта вдруг поняла, что не хочет ни выходить из дома, ни ехать через весь Питер черт знает куда, ни изображать радость, которая мотивирует условную даму средних лет на покупку условной шубы, небрежно наброшенной на плечи условной Марты и почему-то позиционируемой как величайшее благо. Нет, шуба – это, конечно, приятно, но… – Можем сдвинуть съемки на завтра?

      – Ты совсем там сдурела? – заверещал Артурчик. Когда он злился или нервничал, в его голосе прорезались неприятные визгливые нотки, разрушающие брутальный образ, которого он так тщательно придерживался. – Какое завтра? Меховой салон уже загрузил свои шубейки, там штук тринадцать. Вы с Таней работаете в паре. Начинаем в семь утра, надо поймать свет.

      – Да там ливень собирается, – слабо сопротивлялась Марта. – Мы в этих шубах будем как драные кошки, под дождем-то…

      – Хватит, – взвизгнул Артурчик, – вечно с тобой одни проблемы. Думаешь, незаменимая, что ли? Через десять минут у подъезда. Вопрос закрыт.

      Марта вздрогнула, представив, как он отшвырнул айфон. Конечно же, куда-то в район дивана или кресла, потому что упаси боже. Айфон – наше все. Странно, что она умудрилась прожить с этим человеком почти полтора года. Он выдернул ее из крохотной съемной комнатушки на Васильевском острове, где она, впрочем, была себе хозяйкой, и из симпатичной кофейни, куда она устроилась официанткой сразу после переезда в Питер. Новая жизнь ошарашила, выбила почву из-под ног – Артур привез Марту в роскошную “двушку” в центре: панорамные окна, огромная круглая кровать, много свободного пространства, интерьер в холодных стальных оттенках – брутальный хай-тек. У нее, пару месяцев как выбравшейся из унылой провинции, где трехкомнатная “хрущевка” считалась пределом мечтаний, было ощущение, что она попала в сказку. Артурчик выполнял роль принца, правда, довольно быстро провалился.

      – Ты не Мария, ты – Марта, – сказал он в первый же вечер, когда она, растерянная, с влажными после душа волосами, присела на краешек кровати, сжавшись в пружину и лихорадочно соображая, что же она делает здесь, с незнакомым, по сути, мужчиной, который пообещал сделать ее звездой. – Тебе сказочно повезло, милая. Тебя ждут миллионные контракты, обложки журналов, слава, деньги. Благодари бога, что я заглянул в то захудалое кафе, благодари бога…

      И она благодарила. И бог виделся ей похожим на Артурчика – коренастый, смуглый, с жесткими, чуть вьющимися темными волосами и пронзительными голубыми глазами, стремительный и импульсивный, вспыхивающий то идеями, то гневом на ровном месте. И ей казалось, что каждый миг рядом с ним, ее личным богом, наполнен сакральными смыслами и что так будет всегда. Но в какой-то момент – когда Мария, русоволосая угловатая девочка из маленького города, окончательно отступила в тень – сердце Марты защемило от тоски. В зеркалах она теперь видела кого угодно, только не себя. “Сделаем реснички, – распоряжался Артурчик, – губы… Нет, губы не надо. С твоим носом как раз такие, тонкие, резкие, идеально сочетаются. Брови мне не нравятся, но ничего, придумаем, как это исправить. А вот волосы… Волосы будем стричь”.

      Спустя полтора года – в день, когда Марта поспешно скидывала вещи в сумку, параллельно вызывая такси – Артурчик припомнил ей все до рубля, потешно потрясая какими-то майками, блузками, которые, как теперь она понимает, переходили “по наследству” от одной пассии к другой. Очень удобно, когда крутишься в модельном бизнесе: все девушки – как на подбор, сплошные S-ки. Кстати, одну из тех блузок, которая врезалась в память – слишком уж мельтешила перед глазами своими ляпистыми, кислотных оттенков разводами, она совсем недавно увидела на новенькой девочке. Лера вроде бы. “Чего ты ржешь?” – осклабился Артурчик, проходя мимо. И как-то сразу сник. Понял.

      Марта прокручивала в памяти свое перерождение, машинально расчесывая волосы перед мутным зеркалом. В этом сезоне она носила короткий боб густого шоколадного цвета, который делал ее голубые глаза почти прозрачными – как спокойная вода затерянного в диких лесах озера. Прядки послушно следовали за расческой, укладываясь в гладкую, будто из прошлого века прическу. Марта каждый раз удивлялась своему