Исследование ужаса. Леонид Липавский

тексты немецкого философа ему передалось трагическое восприятие жизни, которое заключается в страшной превышающей человека целостности и бессмысленности мира, у которого нет цели и замысла. Ницше высказал идею, что у истории нет цели, в мире нет абсолютных ценностей, а существование человека абсурдно. И в этом состоит оборотная сторона трагичности жизни: человек – это не жертва, а активный герой, который должен сам волевым образом создавать смыслы. Выходит, позиция человека в качестве наблюдателя неадекватна миру, суть его жизни заключается в активном действии, а не пассивном замирании перед вещами или их умосозерцании. Эта мысль Ницше воплощена диалогах «чинарей».

      «Чинари» ставили задачу пересобрать художественный язык так, чтобы адекватно отразить бессмысленную реальность, ведь классический язык поэзии и литературы ошибочно принимал мир за разумное осмысленное место. В своей декларации близкие по духу «чинарям» обэриуты обозначили себя как «творцов не только нового поэтического языка, но и созидателей нового ощущения жизни и её предметов»[19]. Липавский и прочие «чинари» с помощью литературных экспериментов искали способы пробиться к доязыковому миру.

      Липавский сопротивлялся рационализации благодаря художественному приему смотреть мимо антропоцентрической «нормы», как в «Трактате о воде». Все описываемые существа не укладываются в норму – они рассмотрены под смещенным углом, все расползается и видоизменяется: официанты подобны ангелам, женщины – цветам. Липавский берет за точку отсчета случайные предметы в момент наблюдения за происходящим: «Рыба не знает, что она движется, когда работает плавниками. Она думает, она загребает назад океан. Или – думает она – я меняю плавниками вид океана»[20]. Взгляд направлен на вещи не из человеческой позиции, а из случайных точек: «Во всяком случае, счастье в сыпучих и зыбких средах. Говорят, когда у муравьев большой праздник, они взбираются на крутую песчаную горку и скатываются с нее. И почему собака в восторге переворачивается на спину и машет в воздухе всеми четырьмя? Я думаю, что это неплохая коммерческая идея – устроить сеновалы при курорте»[21].

      Липавский, стремясь найти новые подходы к языку, заинтересовался методом свободных ассоциаций, предложенным Фрейдом. По мнению психоаналитика, на самом деле ассоциации не являются свободными, так как они производятся бессознательным. В то время как Фрейд использовал этот метод для работы с оговорками, снами и нелогичными текстами, чтобы ослабить контроль сознания и получить доступ к бессознательному пациента, Липавский применял приемы психоанализа, чтобы проникнуть в мир за пределами языка. Он пришел к выводу, что все субъективное на самом деле является объективным: «Субъективного не существует, всякая ассоциация признак действительного сродства вещей, и на ассоциации и метафоры нельзя ссылаться, их следует объяснять, сводить к действительным связям»

19

Декларация ОБЭРИУ// Афиши Дома печати. Л., 1928. № 2. С. 11–13.

20

Липавский, Л. С. Исследование ужаса. М., 2005. C. 14.

21

Липавский, Л. С. Исследование ужаса. М., 2005. С. 13–14.