Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит. Андрей Посняков

как был, голый, соскочил с ложа, подобрал валявшийся на полу пиджак, глянул на смартфон:

      – Лайма… Ну, как там у вас, сестренка? Что?! Что?! Нет… не может быть… как же так… Слушай, ты держись там, а я сейчас… сейчас буду, да… скоро…

      – Что-то случилось? – Оленька приподнялась на постели, с тревогой взглянув на посеревшее лицо возлюбленного. – Что-то плохое, Игорь?

      – Лаума погибла, – тихо пробормотал молодой человек. – Упала с какой-то скалы.

* * *

      Девчонок так назвал отец, Виктор, а точнее – Викторас – Ранчис. Давно обрусевший и родившийся в «коренной петербуржской семье», он никогда не забывал свои литовские корни, хотя иногда признавался, что многое хотел бы забыть. Как бы то ни было, а дочерей он назвал по-литовски. Старшую – Лаума, что значило «небесная колдунья», младшую – Лайма – богиня удачи и судьбы.

      На кладбище было малолюдно. Тетя Лена не хотела видеть никого, кроме самых близких. Правда, пришли студенты – подружки и друзья Лаумы. Все плакали и искренне жалели погибшую. Едва зарыли могилу, пошел дождь, совсем не по-летнему холодный, промозглый и нудный. В северной столице так бывает часто. Бывает и снег в июне пойдет – по-всякому, смотря какое лето. Дождь нынче был в тему. Словно вся природа скорбела, плакала.

      Поминки устроили в ресторане на Московском, опять же – для близких, но позвали и студентов. Пусть. Игорь с Ольгой подвезли троих, по пути разговаривали. Точнее, говорил один Игорь – расспрашивал о гибели сестры.

      – Понимаете, там змея показалась, вот Лаума и… – сопел юный парнишка в свитере и кедах.

      – А потом выяснилось, что и не змея это была вовсе, а уж! – подал голос второй студент – белобрысый увалень в синей кургузой курточке и дорогих джинсах. – Да-да, уж, не только я видел. Длинный такой, толстый… но две желтые точки на голове имелись. Я заметил, хоть он и быстро уполз.

      Уж…

      Что-то в семье было связано с ужами, какое-то предание, Игорь его слышал в детстве, но точно вспомнить не мог. Но что-то такое было – точно. Он спросил тетю Лену, не на поминках, а позже, дня через три.

      – Уж? – Елена Васильевна непонимающе моргнула. Черное траурное платье ей очень шло. Сама – брюнетка, плюс черная одежда и тоненькая ниточка серебра на шее. Этакая знатная испанская дама эпохи короля Филиппа Второго. – Уж… Нет, не помню… Хотя…

      Неожиданно для себя Игорю вдруг стало неприятно. Слишком уж ухоженно и аристократично выглядела мачеха. Да – осунувшееся лицо, да – глаза заплаканы, но – тщательно наложенный макияж, опять же платье. Впрочем, Елена часто повторяла, что дама должна всегда оставаться дамой. Держать марку, как она выражалась. Вот и держала, не позволяя себе целиком сорваться в горе. Надо было жить… хотя бы ради Лаймы, ее-то нужно было еще поднимать на ноги, шестнадцать лет всего – школьница.

      – Залтис! Да, залтис… Виктор как-то рассказывал. Залтис – по-литовски уж. Не простой уж – священный. Ну, знаешь, из древних языческих времен. Таким ужам, кажется, приносили