Науки о земле и жизнь. Сергей Анатольевич Миронов

ным революционным дележом собственности. Наиболее сытным после бандитизма и зарождающегося класса управленцев бизнесом была в те времена таможня. Получив колоссальный опыт временного ввоза некоммерческого научного оборудования на добрый десяток миллионов не рублей, в предыдущие три года свой биографии, я потерял добрую часть нервных клеток, до такой степени, что оставшимся спокойным стал присущ холодный и циничный расчет. Особенно в прогнозе того, чего не стоит делать, дабы остаться хотя бы еще живым. Обратный вывоз части ввезенного, столкнулся с не меньшей бюрократией оформления. А поскольку и при ввозе , и при вывозе, груз не представлял собой коммерческой привлекательности (по документам), но никак не вязался в сознании таможенной системы от мала до велика начальства по оценочной стоимости, («на 10 млн. добра и не товар!»), решительности на безвозмездное пересечение границы это ни у кого не вызывала. Говоря проще, все кого процесс оформления временного ввоза и вывоза как-то коснулся, непременно желали с этого что-то поиметь. Подобно золотой статуе Будды. Коли не взять, не отломить её, то хотя бы рукой потереть на пару свободных молекул. Я потерял помимо трех лет жизни в оформлении абсолютно легального ввоза уникальной аппаратуры для участия в научной программе на пользу всего человечества, которая и по сей день , уже скоро четверть века, как продолжается. О том, что такое классовая борьба, уже не по учебникам, я понял отражая в неравной схватке от всяческих посягательств: чиновного люда, коему ничего с этого не перепало, и еще более неистового ученого контингента, который затаил коварную злобу за выбор меня, а не их в качестве исполнителей этой программы.

      О том , как выглядит предмет с которым можно безвозмездно и легально выйти с самолета Нью-Йорк Москва и пронести в багаже мимо ощетинившихся напряженным нюхом поживы таможенников Шереметьева в зеленом коридоре, я имел достаточно компетентное представление. Оно должно быть размером не более пары пачек сигарет кинг сайз, и не свистеть никаким особым цветом в интроскопе. Иначе не просто изымут. Измотают. Отдашь всё, пока они не насытятся. Любой провоз даже абсолютно, легального, но нестандартного для режима праздного путешествия с развлечением, вызывает у таможни вполне объяснимый интерес доколупаться до клиента потенциального развода на бабки.

      Админ обсерватории сейсмологии и морской биологии Ламонт-Дохерти, Колумбийского университета по имени Боб, выкатил системный блок особо ценного компьютера, размером прикроватную тумбу или холодильник лежачий на боку.

      И с гордостью произнес.

      – Еще месяц назад, этот компьютер был запрещен на вывоз из США в Россию. Потому, как он имеет огромные возможности в военном применении. Но теперь мы с Вами уже не враги, забирайте на мирные цели.

      Я возразил, – хоть мы и стали через границы дружнее, но внутри России войн только прибавилось. И самая, горячая идет между трудом и капиталом, как учил и недоучил нас великий Маркс. Мы с Вами, Боб, находимся в одном окопе с теми, кто создаёт людям благополучие и материальные ценности, прямо или косвенно. А есть другая сторона за линией фронта. Это те, кто по своему усмотрению делит и распределяет созданные нами блага. И не всегда их принципы и методы честного дележа, приемлемы нам.

      Одним из подвидов деятельности распределения является таможня. Там по-своему считают товаром всё, что захотят. А со всякого товара надо брать мзду. Вот они и мздят денно и нощно. Никакими доводами о том, что наука не торгует ценностями, а использует их с благородными целями служению познания мира, таможню не убедить. Это всё равно, что мимо льва нести свежее мясо и объяснять, что оно несъедобно.

      Поэтому я не способен это ввезти в подарок Российской Академии Наук. Так чтобы оно прошло барьер беспошлинный в 30%. И никакое письмо, ни от какого начальства на земле (вплоть до президентов и высших святителей) таможню не убеждает. Проходил уже во ввозом дефицитнейших в РФ GPS приемников на миллион долларов временно. Чуть было своё всё не продал из коммунальной квартиры, чтобы заплатить пошлину. Заступился начальник геншатаба и вице президент академии наук. Всё равно денег попросили. И немало. А ввозить вот это и в таком виде, у меня уже нечем платить.

      Боб почесал затылок и предложил компромисс.

      – Достаточно Вам привезти процессоры (их два), хард диск и платы памяти. Они устанавливаются в прежней конфигурации машину, и она станет не хуже этой суперсовременной. Сейчас я схожу за отверткой.

      Странный малый, подумал, я. На столе лежала отвертка. Ну, пусть не крестовая а плоская. Но ведь ей же можно не хуже винты крестовые открутить? Можно. Но не американцу. Когда меня собирала американская наука на работу в Тикси зимой, то среди многочисленного всего для работы я увидел аптечку весом килограммов 30. Там одних капель для защиты роговицы глаза от морозов было штук 15 весом по 100 граммов и каждая для своей температуры.

      Я взял плоскую отвертку и аккуратно отвинтил кожух системного блока. Все нужные к перевозке детали были на самом деле компактными и фиксировались в корпусе на защелках. Легко освободив, процессоры, память и хард, я их обернул пупырчатой оболочкой, которой всегда в любой лаборатории рулоны, и положил стопочкой на стол.

      Кожух