Петербургские мечты. Две книги под одной обложкой. Татьяна Устинова

нужно орден давать, а не в тюрьму сажать. В этом случае я бы точно орден дала.

      Лера засмеялась.

      – Милка, у тебя припадок необъяснимой ненависти! Тебе нужно выпить чаю с коньяком и медом.

      – У меня на мед аллергия. И потом, он не помогает от ненависти!

      – Слушай, – вдруг сказала Лера, – а может, это ты сама его убила? Может, и не было никакого человека, который быстро побежал в сторону Вознесенского проспекта? Или был, но просто бегун, участвующий в весенней эстафете, к примеру, а? А ты дождалась, пока он выйдет из отеля, прицелилась – и чпок! Готово дело. А потом выбросила пистолет и пошла посмотреть на свою работу. Как тебе такой сюжет для романа?

      Мелисса Синеокова, Людмила Голубкова, вдруг так изменилась в лице, что Лера Любанова перепугалась. Она решила, что знаменитая писательница сейчас хлопнется в обморок.

      – Мила, ты что?

      – Ничего. – Она взялась за лоб, очень холодный и влажный, и некоторое время посидела так, с рукой, прижатой ко лбу. – Но, если хочешь знать, я на самом деле очень рада, что его убили. И давай больше не будем говорить об этом.

      Давай больше не будем говорить об этом. Эта фраза, как будто из кино, словно сказанная кем-то чужим, окончательно перепугала Леру. Она слишком хорошо знала свою подругу, чтобы просто «перестать говорить об этом».

      Я знаю гораздо больше, чем могу сказать, вот как Лера поняла эту фразу.

      Я знаю очень много, но ничего тебе не скажу, вот как поняла свою подругу главный редактор самой популярной в России газеты.

      Тут в дверь номера постучали, и Лера пошла открывать, а Мелисса опять улеглась на подушки и по уши натянула плед.

      – Лера, извините меня, пожалуйста, за вторжение.

      – Проходи, Рома, не стесняйся. Правда, у нас тут больные и раненые, но это не страшно. Они все одеты.

      Роман Полянский вошел в просторную комнату, осененную золотым сиянием близкого Исаакия, и неловко замер, увидев лежащую на кровати знаменитую писательницу.

      – Здравствуйте.

      Писательница выглянула из-под пледа:

      – Прошу прощения, я не в форме, – слабым голосом умирающей вымолвила она, но вдруг, словно заинтересовавшись, приподнялась на локте и посмотрела пристально. – Присаживайтесь, пожалуйста.

      – Вежливая наша, – пробормотала Лера из-за спины Полянского. – Ложись, не вскакивай! Что случилось, Роман?

      – Мне только что позвонили из «России Правой», – тихо и быстро начал Полянский, но остановился, взглянув на Мелиссу, которая смотрела во все глаза и слушала во все уши. – Наверное, нам надо обсудить это наедине.

      – Наедине?

      – Лера, у нас проблемы.

      У Полянского было такое лицо, что Лера моментально поняла – что-то на самом деле случилось, серьезное, важное, и это изменит всю ее жизнь.

      – Лера, может быть, нам лучше спуститься вниз?

      Любанова покосилась на подругу, у которой теперь из пледа торчал только измученный красный нос.

      – Хорошо, сейчас. Иди, Роман, я тебя догоню.

      Она проводила его до двери, вернулась и еще постояла над красным шерстяным