Царствование императора Николая II. С. С. Ольденбург

постоянную стоянку для германских судов!

      Это вызвало первую крупную размолвку между государем и Вильгельмом II. Государь был возмущен превратным истолкованием телеграммы; русское правительство указало, что если уж говорить о правах на бухту, то Россия имеет на нее «право первой стоянки»; если она им сейчас не пользуется, это не значит, что она уступает его другим.

      Но Германия решила действовать – независимо от желаний России. «Россия с Францией могут подстрекнуть Китай на сопротивление, и потребуются большие силы и затраты», – доносил из Лондона германский посол Гатцфельдт, – но эта перспектива Германию, видимо, не смущала. И хотя Китай согласился на все требования в инциденте с убийством миссионеров, германские суда заняли бухту Киао-Чао и высадили отряд на берегу. Это был «новый факт» огромного значения. Россия должна была определить свое отношение к этому факту. Крайним, быть может, наиболее последовательным решением (с точки зрения русско-китайской дружбы) была бы война с Германией за права Китая. Война с Германией означала бы притом войну со всем Тройственным союзом, при враждебном отношении Англии и Японии – едва ли и Францию могла прельщать перспектива войны в таких условиях. Такая возможность имелась в виду весьма недолго: уже 18(30) ноября, после беседы с русским послом Остен-Сакеном, Бюлов писал: «По моему впечатлению, русские не нападут на нас из-за Киао-Чао и не захотят с нами в данный момент ссориться».

      Сторонники китайской дружбы, как кн. Ухтомский, предлагали выжидать и поддерживать Китай в пассивном сопротивлении. Через несколько лет, говорили они, когда Сибирская дорога будет готова, такая политика принесет свои плоды. Той же точки зрения, по-видимому, держался в то время и министр финансов Витте.

      Но такая политика имела и оборотную сторону. Время – существенный фактор в международной жизни; где была гарантия, что оно будет работать в пользу России? Раздел Китая мог далеко подвинуться вперед за эти годы; маньчжурская династия, на дружбу с которой делалась ставка, легко могла оказаться свергнутой за эти годы; и Россия в борьбе за китайское наследство оказалась бы где-то далеко на севере, без незамерзающей базы для флота. Уравновешивалось ли это китайскими симпатиями? Да и существовало ли как реальная политическая величина это русско-китайское «сродство душ»?

      Из этих противоречивых тенденций вытекло в итоге решение: заручиться в Китае опорным пунктом, по возможности не порывая дружбы с китайским правительством. Даже для защиты Китая от дальнейшего раздела такое решение представлялось целесообразным.

      3(15) декабря 1897 г. русские военные суда вошли в Порт-Артур и Талиенван, те самые гавани на Ляодунском полуострове, которые были отняты у Японии два с половиной года перед тем.

      В течение двух-трех месяцев после этого велась сложная дипломатическая игра. Германский император с большой торжественностью напутствовал в Киле своего брата, принца Генриха, отправлявшегося с эскадрой на Д.