Хозяйка Мельцер-хауса. Анне Якобс

ни было, это было правильно и справедливо – каждый должен выполнить свой долг перед отечеством. Но может ли он с радостью отправиться защищать кайзера и Германию, оставив Мари одну с двумя детьми? С другой стороны, трусливо уклониться, в то время как другие клали свои жизни на алтарь отечества, было бы позорно.

      – Завтра, – сказал Пауль тихим голосом, в котором проскользнула злая усмешка. – Ну тогда ты принес мне письмо как раз вовремя, не так ли?

      Отец кивнул и отвернулся. Он подошел к окну и уставился вниз, на пустой фабричный двор, освещенный четырьмя электрическими лампочками. Медленно светало, и скоро должны были погасить свет.

      – Я позвонил медицинскому советнику доктору Грайнеру. Сегодня после обеда ты можешь явиться к нему.

      Пауль с досадой вздохнул: что за делишки замышлялись за его спиной…

      – И что это даст?

      – Он может выдать заключение, что у тебя больное сердце. Или что-нибудь с легкими. Тогда, по крайней мере, тебя не отправят на фронт, Пауль. Ты же нужен нам.

      Пауль помотал головой и ответил, что будет служить с честью – он не какой-нибудь жалкий дезертир. К тому же положение германских войск не столь плачевно, хотя во Франции они, пожалуй, немного застряли, но вот Россия уже на грани капитуляции.

      – Если верить военным сводкам. – Иоганн Мельцер как-то странно подчеркнул эти слова.

      Пауль снова сложил письмо с повесткой, вложил его в конверт и засунул во внутренний карман своего пиджака. Да, это было неизбежно. И поступить надо так, чтобы потом не было стыдно. Не один он получил такой приказ, а тысячи и сотни тысяч молодых людей во всей Европе – почему же именно он, Пауль Мельцер, должен был избежать этой участи?

      – До обеда я буду здесь, отец, – произнес он с таким спокойствием, которое удивило его самого. – А время после обеда и вечер хотелось бы провести со своей женой и малышами.

      Иоганн Мельцер кивнул. Он очень хорошо понимал сына.

      – Не беспокойся, сын мой. Мне будет совсем не трудно снова одному управлять делами. Напротив, я даже рад этому, ведь работа для меня сродни источнику молодости.

      – Папа, я закажу бумагорезательный станок. Вот чертежи. И еще специальную прядильную машину, которая будет скручивать бумажные полоски в нити. Взгляни – она будет выглядеть вот так…

      Пауль слишком хорошо знал, что отец совсем не признавал эти «дурацкие матерьяльчики из кульков». Ткут из шерсти, шелка, хлопка или льна – но уж никак не из бумаги или целлюлозы.

      Иоганн Мельцер не опускался до того, чтобы ткать дешевую эрзац-материю, к которой достаточно присмотреться, чтобы понять, что она никуда не годится. Говорили, что в Бремен из колоний пришли поставки с хлопком, но эти ублюдки оставили все сырье себе, для переработки на своих собственных фабриках.

      – Ладно, посмотрим…

      – Если война будет продолжаться, то это наш единственный шанс, отец.

      Пауль решил не ходить вокруг да около, а завершить начатое. Как только отец покинул