Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год. Роберт Хайнлайн

превратится в шар пылающего зеленого огня и станет меньше красного шара впереди – пылающего Марса.

      Множество людей собралось на поле, чтобы посмотреть на взлет Клейтона, его помощник Джерри Чейз сдерживал толпу. Ричард представлял, как они провожают взглядом блестящий стальной цилиндр, появляющийся из газового облака и пулей устремляющийся в небо. Цилиндр растворяется в синеве, а толпа расходится по домам и со временем забывает о нем.

      Только вот он остался здесь, на корабле, на десять, на двадцать лет.

      Да, он остался, но когда прекратится вибрация? Дрожание стен и пола вокруг него было невыносимым: ни он, ни эксперты не подумали об этой проблеме. Боль пронзала голову. Что, если корабль не перестанет вибрировать, если так будет продолжаться в течение всего полета? Как долго Клейтон продержится, прежде чем сойдет с ума?

      По крайней мере, можно было думать. Лежа на койке, Клейтон вспоминал и перебирал в голове мельчайшие подробности своей жизни от рождения до настоящего момента. Однако он исчерпал свои воспоминания прискорбно быстро. И тогда он снова почувствовал, как все вокруг пульсирует.

      – Я могу двигаться, – произнес он вслух и стал расхаживать по комнате: шесть шагов вперед, шесть назад.

      Но вскоре он устал. Вздохнув, Клейтон подошел к шкафчику с пищевыми капсулами и принял несколько.

      – Я даже не могу потратить время на еду, – отстраненно отметил он. – Проглотил, и все.

      Пульсация стерла ухмылку с его лица. Пульсация сводила с ума. Он снова лег на трясущуюся койку, включил подачу кислорода в душную каюту. Теперь он уснет, уснет, если позволит это проклятое гудение. Пытаясь отвлечься от ужасного лязга, звенящего в тишине, он выключил свет. Мысленно Клейтон вернулся к своему странному положению: он заключен в Космосе. Снаружи вращались горящие планеты, звезды проносились в кромешной темноте космической Пустоты. А он лежал в тепле и уюте в гудящей камере, отделяющей его от ледяного холода. Только бы прекратилась эта ужасная тряска!

      Но все же были и плюсы. Во время полета он не увидит газет, изводящих его рассказами о жестокости людей друг к другу, не услышит глупых, раздражающих радио- и телепередач. Только эта проклятая вездесущая вибрация…

      Клейтон спал, мчась сквозь Космос.

      Когда он проснулся, он не увидел солнечного света. Не было больше ни дня, ни ночи. Теперь в Космосе только он и корабль. И постоянная вибрация, действовавшая на нервы бесконечной пульсацией в голове. На дрожащих ногах Клейтон подошел к шкафчику и проглотил таблетки.

      Затем он сел и стал ждать. Им овладевало страшное чувство одиночества. Здесь он совершенно изолирован, отрезан от всего. Делать было нечего. Это гораздо хуже, чем заключение в одиночной камере. По крайней мере, там больше места, есть солнце и глоток свежего воздуха, и иногда мелькнет чье-нибудь лицо.

      Клейтон считал себя мизантропом, отшельником. Теперь же он жаждал увидеть хоть кого-нибудь. Шли часы, и ему приходили в голову странные мысли. Он жаждал увидеть Жизнь