Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год. Роберт Хайнлайн

Саймонс. – Голос доктора был усталым, в нем слышалось странное отчаяние, которое, казалось, передалось ему от этого обреченного человека.

      Уэр медленно обернулся, чтобы взглянуть на Дею и Грейта.

      – Кто это – Саймонс?

      Они не отвечали, и он снова повернулся, чтобы окинуть взглядом фигуру, которая теперь неподвижно стояла в ярком свете ламп этой погребенной под землей лаборатории. Лицо человека было бледно и изрезано морщинами. Когда-то властное, теперь оно было лишено внутренней силы, застыло как мертвая маска равнодушного отчаяния. В его глазах была тьма; они были черными колодцами, которые без надежды, без малейшего намека на надежду глядели в проницательные серые глаза Эсира. Уэр почувствовал, как что-то внутри него похолодело под пристальным взглядом этих глаз, в которых не осталось ни страха, ни надежды. Душа, прятавшаяся в них, не была мертва, но жаждала смерти. Ярко освещенная комната вдруг показалась холодной и тоскливой. Усталость от бесконечной борьбы с одолевающими их сарнами и ощущение ее обреченности навалились на Уэра. Безнадежность и отчаяние были столь глубоки, что он не стал бы возражать, потерпи он поражение.

      Он с трудом отвел глаза.

      – Дея… во имя всех богов, что… кто… что это такое?! – прошептал он.

      – Это отрицательная энергия, Уэр. Отрицательная энергия разума, чернота Эсира, приложенная ко всем надеждам, ко всем стремлениям. Он сумасшедший, у него маниакально-депрессивное расстройство. У него нет ни надежды, ни желания убежать из этого отрицательного ада отчаяния, который далеко превзошел любое уныние. Он безумен, ибо ни один человек в здравом уме не смог бы выносить ту ужасную темноту, ту безнадежность, которые являются абсолютной, всепожирающей силой, наполняющей его существо.

      Если бы его рассудок когда-нибудь вернулся к нему, он стал бы одержим самоубийством, пытался покончить с собой любым доступным ему способом, как бы ни был ужасен этот способ. Сейчас такая спасительная мысль не может прийти ему в голову. Это было бы борьбой, которая сама по себе является надеждой, а у него нет надежды. Воспринимать смерть как спасение – значит на что-то надеяться, верить в существование чего-то лучшего. Сейчас это ему не по силам, ибо надежда, борьба, стремление спастись – все это требует воли, которую он утратил.

      Он безумен, Уэр, потому что ни один разум не может вместить то ужасное отчаяние, которое он испытывает постоянно, и остаться в здравом уме.

      Запиши его мысли. Запиши их на этой серебряной ленте. Запиши его отчаяние, которому нельзя сопротивляться, которое нельзя побороть. Запиши это, и пусть его мысли разнесутся по всему Сарну!

      Мать Сарна неподвижно сидела у высокого окна своей башни, тусклыми глазами глядя на Сарнские сады. Пышные плащи и тяжелые одеяла укутывали ее, но от них не было никакого прока. Холод пробирал ее до костей, высасывал из нее тепло. Огромная комната с окнами в каждой стене была погружена во мрак; стоял мороз, который усиливался с каждым часом, каждым днем, что