Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2. Анатолий Мордвинов

видя сначала недоумение, а потом и растерянность остальных и удивившись воцарившемуся затем молчанию, я взял телеграмму и перечитал сам.

      Помню, что фраза «занял сего числа министерство» меня особенно поразила боевым тоном генерала, уведомлявшего о занятии утром важной неприятельской крепости.

      Приевшиеся уже давно слова «приказа» Родзянко о власти, создавшей разруху, и о новой власти, необходимой для спасения России, на меня произвели гораздо меньшее впечатление, и только потом, через несколько мгновений, поняв наконец, о каких действиях шла речь, эти слова легли на мое сознание тем гнетущим отвратительным чувством, от которого я не могу отделаться и до сих пор…

      Впечатление от этой телеграммы на остальных, видимо, сказалось не менее сильно, но мне было не до обмена впечатлениями.

      Я ушел к себе в купе и забился в угол дивана.

      Было противно, обидно и тяжело – к бунтующим солдатам и мастеровым присоединялись не только другие, бессмысленные солдаты, забывшие присягу, но и люди, ничего общего с ними ни по развитию, ни по вдумчивости не имевшие. Они не только присоединялись к толпе, но уже, видимо, сливались с нею до полного подчинения. Их вожаками уже была уличная чернь.

      Поезд двинулся дальше и дошел до станции Бологое. Новая остановка и новые, более определенные, но еще более тяжелые вести: почти все войска в Петрограде взбунтовались; Николаевский вокзал занят восставшими, и одному офицеру железнодорожного батальона лишь с трудом, без оружия, удалось выбраться из Петрограда на дрезине.

      Он рассказывал, что все же горсть верных солдат и в особенности юнкера Николаевского кавалерийского училища продолжают геройски защищаться, но что много офицеров перебито; Любань уже занята какой-то небольшой кучкой революционеров; про занятие Тосно он ничего не знал.

      Кто-то показал новую телеграмму или листок, подписанный Родзянко, где уже объявлялось об образовании временного Комитета Государственной Думы, к которому перешла власть от устраненного Совета министров, и что этот думский комитет взял в свои руки восстановление порядка.

      О положении Царского Села офицеру ничего не было известно. Ожидавшийся нами навстречу фельдъегерь в Бологое также не прибыл. Но путь в Петроград, по справкам, был еще свободен, и выставленная по железнодорожному пути остальная войсковая, кроме железнодорожников, охрана для прохода императорского поезда стояла на своих местах.

      Решено было поэтому двигаться далее, хотя профессору Федорову и принесли от генерала Дубенского, ехавшего впереди нас в часовом расстоянии в другом служебном поезде, записку, в которой он предупреждал, что, по имеющимся у них сведениям, Тосно также занято революционерами, и советовал из Бологого повернуть на Псков.

      Было уже поздно, но спать не хотелось; к тому же мы приближались к моей родной Новгородской губернии, и я надеялся увидеть в Малой Вишере губернатора Иславина или кого-нибудь из губернского начальства, обыкновенно выезжавших для встречи государя на эту станцию, и от них разузнать, что делается