Неиссякаемая любовь. Нина Рябова

не слышала и продолжала:

      – За оградой гостиница для приезжих, прачечная, баня, овины, скотный двор, конюшни, сеновалы, изба для рабочих… А земли! А леса!

      Мальчику были непонятны многие слова, поначалу даже он хотел спросить: «А что такое прачечная, гостиница?» – но красота многих строений, необычность построек, поразившая воображение, останавливала, заставляла молча идти рядом, внимательно смотреть и запоминать. И о каком лесе, какой земле говорит бабушка, ничего не понимал. В их деревне часто говорили другое: нет леса, нет земли.

      Начиналась служба.

      О! В церкви слепило глаза от золотых окладов икон, от драгоценных камней, крупных жемчугов, от позолоченного двухъярусного иконостаса, Царских врат. На ризе храмовой иконы были бриллианты.

      Мальчик постоянно дёргал за руку бабушку и что-то спрашивал, но она молчала.

      После трапезы они снова пошли в церковь.

      – Давай иди сюда, мальчик, поближе ко мне, – монах обратил внимание на Африкана. – Это наша главная икона. Чудотворная. Во время крестного хода за нею идёт очень много людей.

      – А дети тоже идут? – мальчик освоился и не побоялся спросить.

      – Идут и дети. Конечно, идут.

      – А что такое ковчег?

      Монах подробно рассказывал, что означают оба яруса ковчега, показывал, где лежат святые дары, Евангелие.

      Вечером в монастыре было тихо. Лес за оградой вставал высокой тёмной стеной. Паломницы вполголоса рассказывали разные легенды, шептали молитвы. Мальчик долго не мог уснуть, ему было боязно.

      Рано утром зазвенели колокола, громко, певуче. Ночные страхи отступили.

      Начинался новый день. Бабушка мало разговаривала, она молилась, причастилась. Африкан заметил, что она больше не держит его руку так крепко, как вчера, и он может подойти к ковчегу, рассмотреть его со всех сторон. Конечно, жалко, что он не умеет читать. Он всматривался в изображения льва, тельца, орла, человека, в хрустальное голубое море, облако, любовался драгоценными камнями, золочёными чашечками семисвечника, рассмотрел святого Михаила с мечом и щитом.

      Обернулся, чтобы показать это бабушке, – и не увидел её. Не было старушки в церкви!

      Африкан вышел на улицу, посмотрел вокруг – никого!

      У кого спросить? Он подбежал к монаху у каменных ворот.

      – Потерял свою бабушку? Разминулись? Только что ушла.

      Монах любезно пропустил мальчика. Но за воротами бабушки не было. Он вгляделся в дорогу – никого. Быстро побежал до поворота. Широкая дорога была пустынна. Новый поворот – и тоже никого.

      Дорога петляла, и он надеялся увидеть уходящую бабушку за новым поворотом.

      «Да вон же она! Но как быстро идёт! Похоже… убегает».

      Бабушка и вправду шла быстро, не оглядывалась. «Зачем она так сделала? Зачем? Зачем не сказала, что собирается оставить меня здесь, среди чужих людей? А может, они в сговоре с бабой Клашей? Так шептались накануне! Неужели они думают, что здесь мне будет лучше, чем в деревне? Я люблю большой камень, люблю нашу реку Кубену, люблю поле, дорогу на реку… мечтаю о рыбалке на зорьке, о костерке на берегу нашей