Вороны вещают о смерти. Анастасия Командор

к же кружили над селом? А потом – помните? – Дара сына своего схоронила. Совсем ещё крохой был. И в конце зимы кружили. Тогда три костра было. – Нежана обвела девушек хмурым взглядом. – Чувствую, скоро снова тризну справлять.

      Мы стояли по щиколотку в ледяной воде. Камышовые корзины с бельем ждали на берегу, на камнях – мокрые рубахи. Но неумолкающие крики ворон заставили забыть о стирке.

      Погребальные костры в селе горели часто в последнее время. И вот снова черные птицы танцуют в небе, возвещают о новом костре.

      – Может, это проклятие? – севшим голосом прошептала Беляна. Ее белое лицо сделалось ещё бледнее от испуга. Широко распахнутыми глазами она следила, как вороны садятся в покрытое сочно-зелеными ростками поле.

      – Лихо, – в тон подруге прошептала Нежана. – Все он, как пить дать!

      Мы побросали недостиранные рубахи в корзины и уселись вокруг Нежаны на берегу в мягкой молодой траве. Собралось нас четверо: Беляна со светлой как снег кожей и косой почти белых волос, сероглазая Нежана с волосами цвета соломы, хмурая Милана с темными косами, и я. Всем хотелось послушать.

      Я вытерла мокрые по локоть руки о подол и спрятала в рукавах, чтобы немного согреть.

      – Лихо?

      Чуть подавшись вперёд, приглушённым голосом Нежана начала:

      – Княжья дружина – помните? – осенью после сбора урожая приезжала к нам за десятиной. Они тогда проехали через Чернолес, хотя все говорят, что нельзя туда ходить. Проехали – и потревожили Лихо. – Девушка обвела всех многозначительным взглядом исподлобья. – Вот он теперь и наводит несчастья на село. А спал бы спокойно, и у нас было бы все хорошо.

      Беляна поежилась, обхватила себя руками. Она была чересчур впечатлительной, и Нежана любила иной раз над ней подшутить.

      – До прошлой осени люди тоже умирали, – напомнила я, а сама принялась в уме подсчитывать покойников.

      – Да, но то были старики в основном. А теперь – и дети, и молодые, все подряд. Точно говорю: это Лихо. Он страданиями людскими питается. А вороны чуют надвигающуюся беду и слетаются со всех окрестных лесов.

      – Так может, перестрелять их или потравить? – предложила Милана.

      – Это же просто птицы. Вестника не убивают за плохие вести.

      – А если б они кружили над твоим домом, Огниша?

      Девушки ахнули и уставились на Милану с укором, а я спокойно ответила:

      – Кружили уже.

      Две зимы назад справляли тризну по отцу. От горя матушка едва не взошла вслед за ним на костер, и с тех пор медленно угасала. Глаза ее потускнели, щеки впали, она редко покидала двор и почти не общалась с сельчанами. Вот и сейчас матушка снова слегла с болезнью.

      – Кажется, жена кузнеца – это твоя старшая сестра? – вспомнила Нежана, обратив ко мне встревоженный взор. – Может, стоит сходить к волхву за толкованием знака?

      – Волхва нет сейчас в селе. Сама ходила к нему недавно за травами.

      – В последнее время он часто в лесах пропадает.

      – И в Чернолес как ни в чем не бывало захаживает, – протянула Милана сощурившись. – Может, он сам и потревожил Лихо, а не всадники? А что: нечисть на село беды и хворь наводит, народ к волхву идёт за снадобьями и заговорами. В обмен за свою помощь Рябина получает еду и утварь. Хорошо устроился, а?

      Подруги снова глянули на Милану с неодобрением.

      – Каждый знает, что если волхв зло замыслит или потребует плату за помощь – его дар тотчас пропадет, а сам он не сможет потом, после смерти, на ту сторону перейти.

      – А если не сможет, что с душой будет?

      – Душа его вернётся в Явь в виде навьего духа или ещё какой нечисти. Сама будет вечно страдать и обречет на страдания других.

      – Жуть какая, Нежана!

      – То-то! Рябина не стал бы Лихо будить. Но Огниша права, теперь и я вспомнила: были ещё странные смерти до прошлой осени. Один мужик в бане угорел, другого собственный конь затоптал. Да и сам отец Огниши – помните? – на охоте в трясину угодил…

      – Всякое случается, и не все смерти по чьему-то умыслу происходят. Винить тут некого, – со вздохом напомнила я подругам и поднялась. – Дел ещё много.

      Остальные поднялись тоже, потянулись к корзинам с невыстиранным бельем и молча склонились над водой.

      У берега были сложены большие камни, наполовину покрытые водой. Речка здесь спокойная, неглубокая. Сквозь прозрачную воду виднелось дно, присыпанное песком и мелкими камнями. Я намотала рубаху на прямую крепкую палку и принялась тереть ее о камень. Пальцы рук и ног быстро онемели от холодной воды. Шел последний месяц весны, солнце ласкало теплыми лучами, обещая скорое начало лета, но речка ещё не успела прогреться.

      Мы не обращали на холод внимание, с детства приученные приходить на реку, едва лёд растает. Как только сойдёт снег, прятали валенки в сундук – и доставали в конце осени. Бывало, бежишь в одной рубахе по мёрзлой земле босиком, по покрытым инеем жухлым листьям. Тепло, пока делом занят. А как почувствуешь холод, можно припасть