.

дошла. И тысячи молодых людей ушли в подвалы, чтобы бить боксерские груши и выжимать штанги. Ушли в парки и скверы, чтобы по утрам делать растяжку и разучивать непривычные движения. Многие со временем вопреки дефициту тренеров и отсутствию материальной базы достигли немалых успехов. И вот перед мысленным взором тех, кто достиг успехов, возник вопрос: что дальше? «Я умею бить. Теперь нужно понять: кого бить? Или – зачем бить?»

      Те, у кого возник вопрос «кого?», со временем могли найти применение полученным навыкам в различных «бригадах». Страна разваливалась, и вскоре возник хороший спрос на умение действовать кулаком и пяткой, локтем и ребром ладони. А вот у тех, кто спрашивал «зачем?», все было сложнее и правильнее. Они поняли, что невелик подвиг сломать человеку нос или ребра. Они стали почитывать не только методички по технике нанесения ударов, но и философскую литературу. А литература эта, между прочим, говорила, что лучший бой – тот, который не состоялся; что думать важнее, чем бить; что самая важная победа – над собой… Так мысленное поле одних сузилось до прикладных задач, а других – расширилось до серьезных вопросов.

      Точно такой же механизм – в самых разных видах человеческой деятельности – относительно всего чего угодно.

      Например, относительно богатства.

      Богатство – это категория, несомненно, философская. В общем, богат не тот, кто имеет много, но тот, кому хватает того, что есть. Но с точки зрения грубого материализма, владелец стада коров богаче обладателя одной коровенки. И тут мы натыкаемся на специфическую проблему. А именно: богатство располагает к философии, то есть к размышлению о смыслах. Богатство рождает вопрос «зачем?». Точно так же, как человек, овладевший приемами борьбы, спрашивает себя, что теперь с этими навыками делать.

      У владельца одной коровы такие вопросы не возникают. Его корова – главный признак достатка, она – кормилица. А вот владелец целого стада должен думать: зачем ему это стадо и что дальше… Есть, конечно, очень простой ответ: хочется быть еще богаче, иметь еще одно стадо. Но это тупиковый ответ. Потому что, мысленно двигаясь этим путем, мы придем к третьему стаду, четвертому… В конце концов придем к обладанию всеми коровами мира. И вот тогда-то, когда в области ума вопрос получит абсурдный ответ, вопрос «зачем?» засияет с новой силой, почти убийственной.

      Богатому человеку нужно или найти готовую идею, или придумать свою собственную, но так, чтобы эта идея оправдывала богатство в его собственных глазах. Думать надо.

      Кстати, думать очень тяжело. Богатый человек знает это лучше бедного. Всю жизнь, со времени обретения богатства, он чувствует себя заложником своего движимого и недвижимого имущества. Он чувствует себя приставником к имению, почти обслуживающим персоналом, напичканным то страхом, то гневом, то завистью, то расчетом. Голова пухнет, виски седеют, сон отлетает от подушки. Ради чего? Слава и власть притягательны только по мере стремления к ним. Вы достигли их, и они из вожделенной цели превращаются в тяжкое бремя. Особенно угрожающей ситуация становится на фоне мыслей о смерти. Мы не будем пока (намеренно) говорить об этой всеобщей и грозной, всех ожидающей реальности. Мы позволим себе сделать вид, что не помним о смерти и не думаем о ней. Позволим ей со зловещей и безмолвной улыбкой ожидать нас за одним из жизненных поворотов.

      Скажем вначале несколько слов о том, что более близко и понятно, – о детях.

      Они менее философичны, чем их родители. Вопрос «зачем?» их либо вовсе не мучит, либо мучит с большим опозданием. Все, что их окружает, все, чем они пользуются, воспринимается чаще всего как нечто само собой разумеющееся. Если миллионер в первом поколении может вспомнить вкус консервов в студенческом общежитии, то у его детей такой возможности нет в принципе. Сравнивать разные уровни достатка, разные степени нужды и изобилия исходя из собственного опыта дети не могут. Детям богатых людей изначально созданы все условия для того, чтобы тратить не задумываясь и жить не экономя. У них есть все шансы для воспитания в себе высокомерия и презрения к бедному, простому, обычному человеку.

      «Странно, что многие люди голодают. Неужели им трудно позвонить в колокольчик и вызвать слугу с обедом?» – говорила одна особа голубых кровей после прочтения в газете заметки о голодающих. Можно смеяться над подобной смесью цинизма с идиотизмом, но это – правда. Пропасть непонимания, рожденная жизнью в разных мирах, – самая глубокая и опасная пропасть.

      Давно замечено, что наследственная аристократия более всех других общественных прослоек подвержена риску вырождения. То, что одни поколения собирали долгие годы и зарабатывали потом и кровью, другие получили по наследству. Без пота и крови, но, что самое печальное, часто без малейшего осознания величины наследства и ответственности за него. В силу этой легкости они владеют искусством проматывать за годы то, что собиралось столетиями. И поэтому умный представитель элиты должен озаботиться вопросами воспитания своего потомства больше, чем всем остальным. Доступность удовольствий при отсутствии ответственности он должен бы считать своеобразным проклятием.

      Вам, возможно, случалось читать или слышать о миллионерах, которые заставляют своих детей во