Прощание с Матерой. Валентин Распутин

дергали… Это ж подумать надо!

      – Ослобонить от их землю. Она спасибо скажет.

      – Кур-рвы!

      Второй мужик, помоложе, по-петушиному вскидывая голову и вертясь из стороны в сторону, старался перекричать народ:

      – Мы-то что?! Мы-то что?! Вы поймите. Нам дали указание, привезли сюда. Мы не сами.

      – Врет, – обрывали его. – Тайком приплыли.

      – Дайте сказать, – добивался мужик. – Не тайком, с нами представитель приехал. Он нас привез. И Воронцов ваш здесь.

      – Не может такого быть!

      – Отведите нас в деревню – там разберемся. Они там.

      – И правда, в деревню.

      – Это вы зря: где напакостили, там ответ держать.

      – Никуда от нас не денутся. Пошли.

      И мужиков погнали в деревню. Они облегченно, обрадованно заторопились; старухи, не поспевая за ними, потребовали укоротить шаг. Богодул, вприпрыжку, как стреноженный, не отпускал верзилу и продолжал тыкать его в спину своей палкой. Тот, оборачиваясь, рявкал – Богодул в ответ щерил в довольной ухмылке рот и показывал в руке топор. Вся эта шумная, злая и горячая процессия – ребятишки впереди и ребятишки позади, а в середине, зажав со всех сторон мужиков, растрепанные, возмущенные, скрюченные в две и три погибели старики и старухи, семенящие и кричащие в едином запале, поднимающие с дороги всю пыль, – толпа эта при входе в деревню столкнулась с двоими, которые торопились ей навстречу: один – Воронцов, председатель сельсовета, а теперь поссовета в новом поселке, и второй – незнакомый, конторского вида мужчина в соломенной шляпе и с цыганистым лицом.

      – Что такое? Что у вас происходит? – еще издали, на ходу потребовал Воронцов.

      Старухи враз загалдели, размахивая руками, перебивая друг друга и показывая на мужиков, которые, осмелев, выбрались из окружения и протолкались к цыганистому.

      – Мы, значит, делаем что надо, а они набросились, – взялся объяснять ему молодой.

      – Как собаки, – подхватил верзила и завозил глазами, отыскивая в толпе Богодула. – Я тебе… пугало огородное…

      Он не закончил, Воронцов перебил его и старух, которые на «собак» отозвались возмущенным гулом.

      – Ти-ше! – с растяжкой скомандовал он. – Слушать будем или будем базарить? Будем понимать положение или что будем?.. Они, – Воронцов кивнул на мужиков, – проводили санитарную уборку кладбища. Это положено делать везде. Понятно вам? Везде. Положено. Вот стоит товарищ Жук, он из отдела по зоне затопления. Он этим занимается и объяснит вам. Товарищ Жук – лицо официальное.

      – А ежели он лицо, пушай ответит народу. Мы думали, оне врут, а он, вот он, лицо. Кто велит наше кладбище с землей ровнять? Там люди лежат – не звери. Как посмели над могилками галиться? Нам пушай ответит. Мертвые ишо сами спросят.

      – Такие фокусы даром не проходят.

      – Царица Небесная! До чего дожили! Хошь топись от позору.

      – Слушать будем или что будем?.. –