Братишки. Александр Афанасьев

на ту сторону через кишащие душманами горы и перевалы было невозможно. Абсолютно каждый пастух или крестьянин были информаторами душманов. Сойти за контрабандистов или душманов тоже было почти невозможно, там многих знали в лицо, а если не узнают – начнут задавать вопросы, проколешься на мелочи – заживо кожу снимут. Поэтому придумали легенду. Двое призывников сбежали из части. Их поймали, продали торговцу, и теперь он гонит их на родину как рабов. Или продать. Все правильно. С той стороны, в Пешаваре, сидели американские инструкторы, и за каждого «бегунка» платили вполне конкретные деньги, потому что его можно было показать по ТВ как пример того, что из Советской Армии бегут солдаты. Так что духи таких зайчиков-побегайчиков, особенно на границе, брали с собой, чтобы выгодно продать в лагерях, а вся та хрень про то, что кастрируют, обычно представляла собой пугалки замполитов. Хотя повторюсь: было по-всякому – одно дело, наткнуться на отряд Хекматьяра или Раббани, которые по ту сторону границы плотно с американцами контачат, и совсем другое – попасть в руки какого-нибудь афганского крестьянина, у которого под бомбами семья погибла. Понимаете, да, разницу…

      Именно поэтому на задание отправили нас. Тридцать девять лет на двоих…

      – Жив он?

      Я отрицательно покачал головой:

      – Погиб.

      О судьбе Дона я узнал из украинских газет – заказал из Донецка газеты, вот контрабандой и привезли. В газетах напечатали обычную заметку, что милиция обложила бандита, тот открыл огонь. Погибли трое сотрудников милиции, а также известный бандит. В статье ничего не говорилось ни о жене и детях, ни о том, что бандит – награжденный воин-интернационалист, выполнявший воинский долг в Афганистане. Страны, которой мы служили, больше не было. И наша служба никого не интересовала.

      Ни-ко-го.

      – Помянем.

      Снова разлили. Выпили. Молча.

      – Что произошло-то? Он говорил?

      – Мутная история. Какой-то журналист там…

      – Какой журналист?

      – Не знаю.

      Я даже не помнил фамилии того журналиста.

      – А этот… он кто такой?

      – А хрен его знает… – от водки я расслабился, – не бандит и не мент. Не знаю, кто он такой. Не зна-ю.

      – А дальше – как?

      – Мне-то деваться некуда. Но мне прикрытие нужно.

      – Прикрытие?

      – Оно самое.

      Молчание было красноречивее всяких слов.

      – Иван Александрович, я с делами завязал. Совсем. Клятву дал. Потому что Наташка беременна. Мне жить охота. И сына растить. Братва – людей я подпишу, а дальше что? Опять?

      …

      – Мне больше не к кому обратиться.

      Разумовский налил только себе. Крякнул. Вынес приговор:

      – Решать сам я не могу. Поговорю с пацанами, соберемся, тебя выслушают. Дальше – как решат. Всё!

      Донецкий терминатор

      Россия, Ростовская область

      Пограничная зона

      20 ноября 2001 года

      Крайний дом