Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями. Сельма Лагерлёф

проповедь на тот день и положила раскрытую книгу на столе под окном.

      – В проповеди четырнадцать с половиной страниц, – сказала мать, как бы прикидывая мерку.

      – Чтобы поспеть, ты должен приняться за неё сейчас же.

      Наконец они ушли, и мальчик, провожая их взглядом, чувствовал себя так, словно попал в ловушку.

      – Теперь, небось, они радуются, что так хорошо придумали, и я без них должен буду всё время корпеть над проповедью!

      Однако родители ничуть не радовались, а шли в удручённом настроении.

      Отец сокрушался, что мальчик – лентяй, что он плохо учился в школе, вышел бездельником и годен разве на то, чтобы пасти гусей. Мать на это ничего не могла возразить, но её ещё больше огорчало, что у мальчика какой-то дикий и злобный характер, что он мучит животных и обижает людей.

      – Ах, если бы Господь смирил его злобу и смягчил его сердце! – вздыхала мать. – Он ещё и на себя, и на нас навлечёт беду!

      Мальчик долго думал, читать ли ему проповедь или нет. Всё-таки он решил на этот раз повиноваться. Он уселся в широкое кресло и стал читать вполголоса; но собственное бормотание как будто его усыпляло, и он не мог держать головы.

      Мальчик читал, склонив голову, и усиленно боролся с дремотой.

      – Нет, не буду спать, – говорил он, – а то я до самого обеда не справлюсь с проповедью.

      Но, как бы то ни было, он всё-таки уснул.

      Неизвестно, долго ли он спал, но проснулся он от какого-то лёгкого шороха. В ту минуту, когда он поднял голову, взор его упал на зеркало, и там он увидел отражение материнского сундука, который почему-то был открыт.

      Мальчик ясно видел в зеркале, что крышка сундука откинута. Он не понимал, как это мать, уходя, забыла запереть сундук, чего с нею никогда не случалось.

      Он не на шутку встревожился. Он боялся, не залез ли вор, но не двигался с места, а сидел неподвижно и пристально смотрел в зеркало.

      Выжидая, не покажется ли вор, он спрашивал себя: что там за чёрная тень на краю сундука? Это был маленький гном, сидевший верхом на краю сундука.

      Мальчик слыхал о гномах, но никогда не воображал, что они могут быть так малы. Этот гном был ростом не более ладони.

      Мальчик, увидев гнома, был очень озадачен, но не испугался. Разве можно было бояться такого маленького существа? Гном так погрузился в своё занятие, что ничего не видел и не слышал, и мальчик вдруг надумал сыграть с ним какую-нибудь шутку, например, столкнуть его в сундук и захлопнуть крышку или что-нибудь в этом роде.

      Он моментально схватил сетку, накинул её на край сундука – и сам изумился своему счастью. Каким-то образом ему удалось изловить гнома. Тот лежал в большой сетке головою вниз и беспомощно барахтался.

      Тогда гном заговорил. Он просил, умолял выпустить его на свободу, уверяя, что много лет приносил их семье счастье и потому заслуживает лучшего обхождения. Если мальчик его отпустит, то он даст ему серебряную ложку и золотую монету величиной с крышку отцовских часов.

      Однако, когда гном уж наполовину вылез, мальчик сообразил, что мог бы потребовать чего-нибудь существеннее, ну хоть поставить условием, чтобы гном вдолбил ему в голову проповедь.

      «Как глупо, что я его отпустил», – подумал он и стал опять дёргать сетку, стараясь зацепить ею гнома.

      Но не успел мальчик довести свою затею до конца, как получил полновесную пощёчину, от которой у него голова чуть не разлетелась вдребезги. Он отпрянул сначала к одной стене, потом к другой и наконец без чувств упал на пол.

      Он проснулся по-прежнему в комнате. Гном исчез бесследно. Сундук был закрыт, и сетка для мух висела на своём обычном месте. Если бы у мальчика правая щека не продолжала гореть от пощёчины, то он был бы убеждён, что видел всё во сне.

      «Во всяком случае, папа с мамой будут уверять, что это мне приснилось, – думал он. – Поэтому лучше поскорее приняться за проповедь».

      Отчего же ему пришлось сделать гораздо больше шагов до стола, чем прежде? И что такое с креслом? Оно как будто не изменилось, а между тем ему пришлось сначала взобраться на перекладину между ножками, а потом уж на сиденье. То же самое было и со столом. Чтобы увидеть лежавшую на столе книгу, мальчик должен был встать на ручку кресла.

      «Наставления» лежали на столе и на вид тоже не изменились; однако и здесь что-то случилось, так как он не мог разобрать ни одного слова и должен был влезть на самую книгу. Он прочёл пару строчек и случайно оглянулся. Взор его упал на зеркало, и он громко воскликнул:

      – А вот и другой!

      В зеркале ясно виднелся какой-то малыш в остроконечном колпаке и кожаных штанах.

      – Он одет совсем как я! – заметил мальчик и от изумления всплеснул руками. Малютка в зеркале проделал то же самое.

      Тогда он стал дёргать себя за волосы, щипать себе руки, кружиться; малютка в зеркале повторял все его движения.

      Нильс раза два обошёл вокруг зеркала, чтобы поискать, где прячется малютка, но не нашёл никого