Звёздочка. Oshimu

ой, ни вычурной. Скорее, мне даже повезло, особенно с моими родственниками. Они всегда были рядом, поддерживали, любили и заботились обо мне. Многое я пыталась сделать за свою жизнь. Хорошее или плохое. Но желание сделать что-то великое, что-то особенное было превыше всего на свете.

      Я не всегда играла роль шута в обществе. Но всегда была застенчивой и робкой. Я была раньше той самой маленькой девочкой, которая боится других, но если её заманить, то она обязательно побежит навстречу играть вместе с другими детишками. Сейчас же я скорее общество недолюбливаю. Ненависть в данном контексте слишком грубое слово, поэтому не буду так выражаться. Но всё-таки общество меня тяготит. Такая простая потребность, как разговор по душам, не всем понятна. И я просто надеюсь, что когда-нибудь люди додумаются идти на компромиссы, а главное, говорить о том, что у них на душе. Но это бытовые вещи, есть же ещё и что-то великое и глубокое вроде политики, социологии. Я не могу назвать себя мастером, знающим подобные азы, но могу точно заверить, что я знакома с некоторыми понятиями, хоть и до сих пор забываю, что такое «консерватизм». Это всё-таки… вещь странная для меня.

      Человек безумно хрупкое существо. Неважно, какая личность по своему характеру, – её точно можно сломать, только нужно сделать это под правильным предлогом и углом. Вот так меня и сломали. Только это были не другие люди – это была сама матушка-жизнь, которая на блюдечке подала все беды.

      Дедушка был всегда рядом со мной. И, несмотря на его иногдашние пьянства, он приходил ко мне всегда именно в трезвом виде. Если же это было не так, то я не помню этого, и за это благодарна своей работе мозга. Дедушка познакомил меня со многими аспектами в этой жизни.

      Я бы хотела сохранить его в памяти других людей через эту маленькую книжку, даже если люди и не знали его лично. Любой человек живёт, пока о нём помнят другие, а главное, говорят. Я бы хотела, чтобы хоть где-то Анатолий Сорокин был записан и все его узнали как человека доброго, отзывчивого, иногда строгого, но прекрасно мыслящего и разбирающегося во многих вещах. Потому что мне он запомнился именно таким. Хочу, чтобы люди знали о том, что он хотел быть лётчиком и что сам он работал автомехаником и слесарем. Если бы не его ужасная привычка, он бы стал великим лётчиком, я уверена. И эта книжка посвящается ему.

      Средняя школа, наверно, самый сложный этап. Потому что именно в эти дни я думала над самоубийством настолько часто, что вообразить было невозможно. Написав эти строки сейчас, я задаюсь вопросами: что ребёнка может заставить думать о том, чтобы уйти из жизни? проблемы с семьёй? желание всем угодить? ненависть к себе? потери родных и близких, после которых никто не объяснил, как нужно реагировать? На все эти вопросы в своём случае я могу ответить «да». Потому что даже ребёнок может сломаться. А ведь человек сам по себе хрупкий, но ребёнок словно фарфор. Это потом мы решаем: обрасти нам цветами, стать как сталь, сделаться камнем…

      Дети такого не заслуживают. Но тут уж ничего не поделаешь.

      Самое страшное – это когда ты родитель, который видит, что его ребёнку плохо, но не умеет помочь и не знает, как это сделать, хотя тебе безумно хочется спасти его. Потому что таким родителем была моя мама. Я знала, что она не может и не умеет, поэтому часто молчала о том, что творится в моей голове. Из-за того, что я не говорила, это не только копилось внутри, но и оставалось неизведанным. И я писала стихи. Я сама не понимала, что меня волнует, но хотела оставить свой очерк хотя бы на бумаге. И, к сожалению, я столкнулась с этой проблемой затем и в будущем, потому что это сильно влияло на построение хороших отношений с абсолютно каждым знающим меня близко человеком.

      Моя мама правда старалась, я это видела. Она, возможно, знала, что мне нехорошо, но не понимала, как подойти или что мне сказать. Я и не говорила. А она и не спрашивала. Даже если и спрашивала, то я по привычке говорила, что всё отлично, и не меньше. Потому что не считала свои проблемы чем-то серьёзным.

      А они были серьёзными.

      Человек хрупок. Тем более ребёнок. И с самого начала, когда я начала таить в себе тот ужас, который я испытывала, я чувствовала треск своего хрупкого стекла.

      В старшей школе я развалилась, и мне пришлось собираться по частям. Тот депрессивный и долгий период длиною почти полгода я навсегда запомню: он начался ещё в 10-м классе и продолжился в 11-м. Если бы не мои обиды и переживания в средней школе, я бы, наверно, так не ломалась на самом деле. Хрупкий ребёнок делает вид, что он силён, закрашивая своё стекло в серый цвет под какой-нибудь камень. Но это ребёнок, совсем не камень. Последняя волна заставила меня выплеснуть всё это наружу. Под «этим» я подразумеваю ужасные чувства, от негодования до отчаяния.

      Наверно, это была только первая ступенька к чему-то большему в моей жизни. У меня уже есть большой опыт, я хорошо разбираюсь в вещах, приближенных ко мне. Главное, чтобы я не выучила всё на свете махом, чтобы было что изучать и чему удивляться в старости. А то так можно вновь потерять смысл жизни, и даже если я стану сталью к тому возрасту, то вновь превращусь в стёклышко, покрашенное в серый.

      Любовь

      Тому, кто ушёл

      Светлые