Каллокаин. Карин Бойе

Пропаганды, Седьмое Бюро».

      Глава третья

      Моя реакция оказалась настолько сильной, что мне стало стыдно перед Линдой. Почему это прислали именно сегодня, на пике моего триумфа?! Почему удар обрушился в момент, когда должна осуществиться моя самая заветная мечта?! Я был вне себя и наговорил массу необдуманного, что сейчас, несмотря на хорошую память, с трудом вспоминаю свои слова. Я говорил, что ни на что не годен, что моя карьера разрушена, а мое изобретение – легковесный пустяк в сравнении с тем, что будет написано в моей тайной карточке во всех отделениях полиции Мирового Государства, и прочее. Линда пыталась меня утешать, но мне казалось, что она лицемерит и думает только о том, как лучше сбежать с тонущего корабля, несмотря на то, что дети еще не вышли из домашнего возраста.

      – Скоро все узнают, какие опасные антигосударственные речи я произношу, – с горечью произнес я. – Если хочешь, давай разведемся, нестрашно, что дети еще маленькие. Им в любом случае лучше остаться без отца, чем жить рядом с таким опасным для Государства типом, как я…

      – Ты преувеличиваешь, – спокойно сказала Линда. (Я точно помню это слово. В ее искренности меня убедило не спокойствие и не материнская интонация, а сильная, на грани равнодушия усталость.) – Ты преувеличиваешь. Вспомни, сколько выдающихся бойцов получали замечания, но потом все с себя смыли? Подсчитай, сколько извинений мы выслушали на радио по пятницам с 20 до 21! Ты должен понимать, что хороший боец вовсе не тот, кто никогда не ошибается, тем более в вопросах государственной этики, которая еще не до конца сформирована! Хороший боец прежде всего тот, кто способен отказаться от своей точки зрения и принять правильную.

      Наконец успокоившись, я начал осознавать, что она права. Все еще потрясенный, пообещал ей и себе как можно быстрее воспользоваться радио-часом для извинений. И даже сразу начал делать наброски для будущей речи.

      – Снова преувеличиваешь, – сказала Линда, заглянув мне через плечо и прочитав написанное. – Ниц падать не нужно, и не нужно вести себя как каучуковый шнур, способный растягиваться до бесконечности – иначе заподозрят, что в какой-нибудь неподходящий момент ты совершишь обратный отскок. Лео, поверь, в твоем нынешнем возбужденном состоянии лучше ничего не писать.

      Она рассуждала правильно, и я был благодарен ей за то, что она рядом. Она умная. Умная и сильная. Но почему у нее такой усталый голос?

      – Ты ведь не больна, Линда? – спросил я со страхом.

      – Почему я должна быть больна? На прошлой неделе я прошла медосмотр. Мне прописали небольшие дозы облучения свежим воздухом, в остальном у меня все безупречно.

      Я подошел и обнял ее.

      – Только не умирай, – сказал я. – Ты нужна мне. Ты должна остаться со мной.

      Но рядом со страхом одиночества появился лучик надежды: а почему бы и не… почему бы ей не умереть… возможно, именно это и решило бы проблему? Но развивать мысль дальше не хотелось. И я прижал Линду