Уходящие из города. Эмилия Галаган

восторгом и ужасом поняла: можно жить иначе.

      У них в подъезде стояла вонь, стены были изрисованы, а перила отломаны. Дерматин на двери вздулся, как прыщ, звонок работал плохо, срываясь. Звук у него был надтреснутый, нездоровый, как будто больной ангиной старался говорить погромче – через боль.

      Здесь же приятно пахло строительной пылью, на лестничных клетках было чисто, в лифте – целы все кнопки, хотя кабинка все же лишена невинности: в одном месте нацарапано «хуй».

      – Это я! – Олесин голос прозвучал звонко и празднично, наверное, потому, что она надела новые туфли.

      Дверь открылась, Лу робко – она все делала робко – выглянула, кивнула и впустила Олесю в квартиру. Она сняла куртку, разулась, оставшись в носках – тапочек Лу не предложила – прошла по гладкому линолеуму в глубь квартиры. Чистота и простор.

      Дома Олеся тоже старалась поддерживать чистоту, беспорядок и грязь не должны были захватить ее жилище, перебравшись через порог квартиры, но у Лу все было иначе, потому что – новое. Да, обои дурацкие: в мелкий цветочек и пол – линолеум с расцветкой, имитирующей паркет (в старых домах на Благодатной есть настоящий паркет; в квартире у Олеськи – доски, крашенные в коричневый цвет, кое-где кусочки краски отслаивались, образуя проплешины), зато – много света, удивительно много. Олеська привыкла жить на четвертом этаже, да еще и деревья за окнами, вечный полумрак, а тут – двенадцатый этаж, в окнах – небо, не прикрытое занавесками, чистое и звонкое.

      Лу была в белой футболке и домашних широких хлопковых штанах, похожих на восточные шаровары. Светлые кудряшки, выбивающиеся из хвостика, торчали в разные стороны – и сияли. Лу – слабое светочувствительное растение, начинавшее болеть, едва лишившись солнца – но и расцветавшее за считаные мгновения, едва его лучи касались ее лица. Маленькая, слишком худая (хотя, будем честными, нельзя быть слишком худой, промелькнуло в голове у Олеси, чем меньше вес, тем лучше), бледная, с белесыми бровями и ресницами, Лу в школе казалась неказистой, учитывая, что учились они во вторую смену и света на нее попадало мало. Олеська часто сравнивала свою внешность с другими девочками, отыскивая у всех недостатки, а с Лу вышло иначе – в ней пришлось отыскивать достоинства. Непривычное для Олеськи занятие, но она справилась.

      – Вот! – Олеська достала из сумки тетрадь. – Спасибо! Я только график не поняла… не стала перечерчивать, все равно физичка не поверит, что я сама смогла бы…

      – Спасибо.

      – Это тебе спасибо, это я у тебе списываю.

      – Спасибо, что возвращаешь тетрадку.

      Олеське не хотелось играть в пинг-понг благодарности, поэтому она сказала:

      – Пожалуйста, – вышло как-то издевательски, и она тут же добавила: – У тебя все прямо идеально начерчено. Не знаю, правильно или нет, но очень красиво. Как на картине.

      – Мне нравится чертить. По черчению я даже в олимпиаде участвовала в прошлом году. – Лу кивнула куда-то в сторону, и Олеська перевела взгляд на стену.

      «Первое место в городской олимпиаде по черчению…», а рядом «Первое место в областной олимпиаде по информатике», чуть ниже: «Гран-при