Зверский детектив. Щипач. Анна Старобинец

устных зверских сказаний.

      – Не люблю Опушкина, – поморщился Песец. – Он пошлый и устаревший.

      – Опушкин пошлый? Да что ты такое говоришь? Как можно не любить Опушкина? Это же наш дичайший лесной поэт! Это же наше всё! Вот, послушай про хомяка. – Барсукот выхватил из груды углей полуобгоревший томик Опушкина с закладками из дубовых листков и открыл на нужной странице. – Это как раз твой случай:

      …Молвит самка хомяку:

      «Ты, хомяк, совсем ку-ку!

      У тебя обвисли щёки,

      Ты горбатый, кособокий,

      Я ж прекрасна и легка.

      Не пойду за старика!»

      «Хоть я стар для хомяка,

      Знай, любовь моя крепка!

      Будь моей, краса-хомячка,

      В горе, в радости и в спячке,

      Не гони меня взашей,

      У меня полно шишей».

      «Что ж, богатенький хомяк,

      Мы с тобой поступим так:

      Коль решил на мне жениться,

      Молоко чудесной птицы

      Ты обязан отыскать,

      Чтобы снова юным стать»…

      – Это не мой случай, – оскорбился Песец. – Я не горбатый, не кособокий и не люблю самку хомяка.

      – Это детали, – пробормотал Барсукот. – Так… Дальше тут страницы сгорели… Но это не очень важно… Самое главное уцелело. Вот. То, чего не учёл хомяк. И ты тоже не учёл. Побочный эффект птичьего молока:

      …Выпив птичье молоко,

      Хом подпрыгнул высоко,

      Трижды перекувырнулся,

      Страшным монстром обернулся:

      Морда – бешеный оскал.

      Зарычал и поскакал.

      Он когтями потрясал,

      Он стволы дубов кусал!

      Сильным стал и распушился,

      Но рассудка он лишился.

      И кукушку, и сыча

      Изодрал он, хохоча…

      …Понял, да? – Барсукот захлопнул книгу. – От этого молока сходят с ума. И становятся маньяками. Щипачами! Хомяк стал Щипачом. И ты стал Щипачом. В моём расследовании всё сходится! Ты даже ощипал ровно тех же птиц – сыча и кукушку! А дальше тут страницы сгорели, но в самом финале ты собираешься…

      – Я правильно понимаю, – перебил Песец, – что ты построил своё независимое расследование на зверушкиных сказках в изложении Лисандра Опушкина?

      – Это не зверушкины сказки, а зверская мудрость веков, – нахмурился Барсукот.

      – Ну что ж, при всём уважении к вековому хомяку и его зверскому оскалу, вынужден признаться, что я его подвиг не повторил. И птичье молоко не выпил.

      – Куда же оно, по-твоему, делось? – с иронией спросил Барсукот. – Мне даже интересно, как ты будешь сейчас изворачиваться.

      – Меня ограбили, – ответил Песец. – Отобрали молоко и чуть не убили.

      – Наглая ложь, – сказал Барсукот.

      – Чистая правда.

      – Кто же тебя ограбил?

      – Не знаю. Какой-то зверь. Было темно. На морде у него была маска. Действовал быстро и ловко. Говорил шёпотом.

      – Запах? –