Проклятие Шалиона. Лоис Макмастер Буджолд

таких бывало все. Меня, слава Богам, эта судьба миновала – думаю, я был слишком костляв. Но несколько юношей… Мы, рабы, понимали, что они принесены в жертву на наше благо, а потому старались быть к ним подобрее, когда они возвращались к веслам. Некоторые из них плакали. Некоторые же научились свой позор обращать во благо – получали дополнительную еду, всякие поблажки… И мы не особо сетовали, потому что знали, чем они за все заплатили. И это была опасная игра: рокнарийцы, которые втайне предавались с ними плотским утехам, в любой момент могли их убить, если возникала опасность разоблачения в грехе.

      – У меня волосы встают дыбом. Я-то думал, что знаю, как устроен этот мир, а оказывается… Но, слава Богам, тебя миновало самое плохое!

      – А я уж и не знаю, что считать самым плохим, – задумчиво сказал Кэсерил. – Однажды со мной сыграли такую дьявольскую шутку, по сравнению с которой то, что испытали те несчастные юноши, можно было воспринять как дружеский жест. Самое интересное, что ни один рокнариец не рисковал за это жизнью.

      Кэсерил никому еще не рассказывал об этом случае – ни братьям в монастырском приюте, ни домочадцам провинкары, ни самой хозяйке замка. Просто не с кем было поговорить – до этой самой минуты.

      – Мой корсар совершил ошибку, напав на купца из Браджара. Когда он заметил галеры охраны, было поздно. Началась погоня, и я, перенапрягшись на жаре, потерял сознание. Чтобы получить от меня хоть какую-то пользу, наш надсмотрщик освободил меня от цепей, раздел догола и велел, предварительно привязав мои руки к лодыжкам, выставить к кормовым леерам, задом к нашим преследователям. Чтобы, так сказать, поиздеваться над ними. Не знаю, что меня спасло. То ли лучники у Браджара никуда не годились, то ли вступились за меня все пять Богов, но ни одна стрела, пущенная браждарцами, в меня не попала. А стреляли плотно – думали, наверное, что я рокнариец. А может, хотели прервать мои страдания. В общем, повезло. А то мог бы закончить свой жизненный путь с дюжиной стрел в голой заднице!

      Чтобы глаза Палли окончательно не вылезли из орбит, Кэсерил опустил некоторые, наиболее гротесковые детали.

      – Ты помнишь, – продолжил Кэсерил, – в Готоргете мы жили в постоянном страхе долгие месяцы. И в конце концов привыкли к нему, как привыкаешь к ноющей боли в кишках. Она есть, но ты уже переболел ею и не обращаешь на нее внимание.

      Палли кивнул, а Кэсерил, едва заметно улыбнувшись, проговорил:

      – Но тогда я понял… Это очень странно… Я не уверен, что смогу это выразить.

      Он, правда, до этой минуты и не пытался воплотить в слова то, что хотел сейчас открыть Палли.

      – Я понял, что есть жизнь и по ту сторону страха. То есть там, где ни тело, ни ум уже не способны его терпеть. Весь мир, время, пространство… полностью себя видоизменяют, обретают совершенно иной порядок. Сердцебиение мое замедлилось. Я перестал потеть, в норму пришло слюноотделение. Это было похоже… на транс, в который впадают святые и мистики. Когда рокнарийцы привязывали меня на корме, я плакал от ужаса и стыда. Но когда