Три ипостаси Божества. Джеймс Дэшнер

на то, что старина Фрайпан даст более правдивый ответ, хотя и понимала, что более нелепый вопрос вряд ли вообще возможен.

      – Не могу тебе сказать, кому можно доверять, а кому нет, – сказал Фрайпан так, как когда-то говорила бабушка Садины, Соня – так же веско и так же медленно. У этих стариков особая манера говорить; произнесенные ими слова гораздо более увесисты, чем те же самые слова, но в устах молодежи, и именно за счет стоящего за их речами жизненного опыта – вот что делает их весомыми и убедительными.

      Как бы Садина хотела, чтобы хоть малая толика мудрости, коей была наделена Соня, досталась и ей, но, увы, бабушка умерла много лет назад.

      – И все-таки…

      Садина смотрела на огонь.

      – И все-таки как ты узнаешь, кому можно верить, а кому нет?

      Старина Фрайпан сунул в огонь очередную ветку, словно давал понять: будь терпеливой, и ответ придет сам собой. После этого он выпрямился и произнес:

      – Прежде всего верь себе и своему сердцу.

      – То есть никому другому верить нельзя?

      – Не торопись с выводами! – медленно проговорил старик. – Верь себе, и уже потом – тому, кто доверяет тебе.

      Он поворошил палкой огонь, и взметнувшиеся искры огоньками отразились в его мудрых глазах.

      – Единственная ошибка, которую ты можешь допустить, – это поверить тому, кто недостоин доверия.

2

      Минхо

      У Сироты нет родителей.

      У Сироты нет ни братьев, ни сестер.

      У Сироты нет друзей… Есть только враги.

      Минхо вскочил и схватился за нож. И только тогда, когда он вытянул остро отточенное лезвие из ножен, он понял, что разбудили его не враги – его спутники готовили завтрак. Старина Фрайпан ломал ветки и бросал их в костер, Рокси нарезала коренья, Доминик мурлыкал под нос какую-то песню. Минхо, ни на кого не глядя, не спеша убрал нож. За оружие он схватился по привычке – пребывая поутру в зыбком пространстве между сном и бодрствованием, он не сразу был способен определить, где он и с кем, и ему чудилось, что он все еще Сирота, готовый стрелять, резать, наученный выживать. Не исключено, что его спутники знали о его боевых рефлексах, а потому никто не отваживался спать рядом с его ложем. Иногда, правда, его охватывал по-настоящему глубокий сон, и тогда он забывал о своей былой принадлежности к Остаткам нации, но чем дальше он уходил от своего прежнего житейского опыта, тем сильнее реальность била по его нервам, когда он просыпался.

      Минхо поправил висящие на поясе ножны и напомнил себе, что теперь у него есть друзья, есть мама и, что самое важное, есть имя. И зовут его – Минхо.

      – Оранж! – произнесла Рокси тоном, которым матери напоминают детям, что те не вполне правы.

      – Да? – отозвалась Оранж, глянув на миску, которую Рокси держала в руках.

      – Смотри!

      Рокси протянула миску и показала ее содержимое девушке.

      – Я думаю, что ты нашла не картофелину, а камень, – сказала Рокси. – Посмотри!

      – Ничего себе! – рассмеялась Оранж, осмотрев протянутый камень.

      Минхо