Азовские волны. Станислав Заречанский

похода ко всем видам врачей и наблюдении в псих диспансере мы получили диагноз – избирательный мутизм.

      У нас была творческая семья. Нам очень хотелось, чтобы наш ребенок рассказывал в садике стихи, отвечал в школе у доски, смеялся, дружил, был как все.

      Но дочь упорно не с кем не разговаривала, только глазками. А глазки у нее были красивые. Мы же в свою очередь создавали для нее все условия: водили в кружки, заводили дружбу родителями, чей ребенок мог бы стать кандидатом в дружбу нашей дочерью.

      С приходом в школу все связи рухнули. Начиналась школьная жизнь. Поэтому я сразу обратил внимание на высокую девочку, которая при виде меня пыталась доложить, как у моей дочери дела.

      Это больше походило на дружбу между нами. Симпатия была обоюдной. После я узнал, что у нее был папа полицейский, а мама таролог. Еще был маленький брат. И жили они в новостройках, что за несколько лет превратили наш спальный район, состоявший на 80 процентов из частного сектора в расцвет цивилизации на отшибе большого города.

      Цивилизация новостроек была огорожена железными заборами и защищена охраной и шлагбаумами. Старая школа трещала по швам. К ней было пристроено четырехэтажное здание для начальных классов.

      Наша первая учительница была почти старушка. Тем не менее, вела еще один класс.

      Из окон школы можно было увидеть озеро, окруженное деревьями, которые еще не успел спилить застройщик, облагораживая озеро. Встретив дочь после школы и, выйдя после первых уроков на пологий склон и наблюдая за обилием уток, мы увидели следующую картину: Несколько подростков пытались достать утку, какой то длинной веткой, цепляя веревку, в которой запуталась ее лапка. Но всякий раз она отчаянно уплывала от них на пять метров и барахталась на месте. Спасение напоминало издевательство. Один из подростков попытался пойти за уткой по пням, торчащим из воды, но испугался, и выругавшись по взрослому, отступил.