Самсон. Маша Сандлер

достала из кармана халата пакет с арахисом.

      – Чарли, – сказала она собаке, – хочешь орешек?

      Чарли встрепенулся, широко улыбнулся, показав ровный ряд белых зубов, в два ловких движения – нечто среднее между человеческими шагами и прыжками собаки – оказался рядом с Алёной и попытался слизнуть угощение с её ладони. Но она быстро сомкнула пальцы.

      – Нет, – сказала она, – возьми руками.

      Тот выпрямился, внимательно посмотрел на неё, на снова раскрывшуюся ладонь и лежащий там орех. Потом деликатно и немного торжественно занёс руку, взял орешек и быстро отправил его в рот.

      – Молодец, Чарли, умница, – похвалила его Алёна и ласково потрепала по плечу. – Давай-ка ещё покажем Ёжику, что умеем. Чар-ли, Чар-ли, – повторила она, отчётливо артикулируя.

      – Смотри на его морду, – подсказал мне Вилли вполголоса.

      Чарли не сводил глаз с губ Алёны, а его собственные губы дрожали. Но вот, преодолевая сопротивление мышц, из его рта вырвалось глухое, но раскатистое и довольно отчётливое:

      – Хххаррр-ллллии.

      – Ого! – Я не смог удержаться от удивлённого возгласа.

      – Чисто человек! – поддержал меня Пётр Симеонович.

      – Молодец, молодец, Чарлуша, умница! – Алёна захлопала в ладоши от радости.

      Чарли улыбался во весь рот и даже подпрыгивал немного от возбуждения. Наверняка, подумалось мне, его анима сейчас неистово вертела бы хвостом.

      И тут Чарли, как видно не в силах больше сдерживаться, подскочил к Алёне, грохнулся перед ней на колени, схватил её руку и приник губами, точно раб, целующий руку хозяйке.

      Алёна ахнула и вырвалась.

      Пётр Симеонович в одну секунду подбежал к Чарли, грубо схватил его за плечо, вывернул руку болевым приёмом. Бедняга согнулся и заскулил.

      – Нет, нет, отпустите его, он не сделал ничего плохого! – воскликнула Алёна.

      Пётр Симеонович послушался не сразу, но потом всё-таки ослабил хватку.

      – Я по инструкции, док, – сказал он.

      Он отпустил Чарли, тот скрючился у кушетки.

      – Наверное, это прежняя хозяйка его научила, – сказал я, – я в карте у него прочитал – у него была хозяйка, одинокая женщина, она умерла, а больше с ним никому не захотелось возиться.

      Алёна опустилась на кушетку и погладила Чарли по спине.

      – Идите, мальчики, – сказала она устало. – Рабочий день закончен.

      Через три дня, было воскресенье, я сидел на подоконнике в коридоре общежития, засунув нос в смарт. Всё это время я безуспешно пытался разгадать записи в карте гризли: перевёл все слова, вызубрил тонну научных терминов, но так и не понял, по какой такой странной причине его то приговаривали к выбраковке, то отправляли в научные центры и писали, какой он сообразительный и добрый. Мне зверь вовсе не казался добрым – мой трусоватый организм сопротивлялся, когда я по какой-то надобности входил в его бокс. Правда, во время дежурства Савы в третьем блоке зверь почти всегда был или пристёгнут к кушетке за руки, или вовсе распластан и зафиксирован на ней, потому что Сава утверждал, что тот сопротивляется, скалится и