Стихотворения. Николай Некрасов

стоят всего Достоевского и изрекли в 2-х строках то, что он изложил в 14 томах». И наконец: «Вообще Некрасов создал новый тон стиха. новый тон чувства , новый тон и звукговора «.

      «Пошлый опыт – ум глупцов», – вырвалось у Некрасова в «Песне Ерёмушке», и всем своим творчеством, всей своей жизнью он, в эпоху как раз опытного знания, торжества позитивизма, от прямолинейного доверия к массе накопляемых фактов или, скажем, литературных традиций легко отказывался, попросту не замечал их.

      О «Мечтах и звуках», дебютном поэтическом сборнике Некрасова, обычно говорят как о творческом провале юного стихотворца. Однако это достаточно упрощённое утверждение: книжка не очень понравилась Белинскому (непререкаемый авторитет для советских историков литературы), но были и одобрительные рецензии. Так, в одной из них говорилось, что «звуки» (умение слагать стихи) у автора «лучше, чем мечты» (пафос, содержание стихотворений). Впрочем, уже тогда, если помнить о дальнейшем, такой дебют было явлением для русской литературы не новым: достаточно сравнить «Руслана и Людмилу» с «Медным всадником» – перо одно, воплощаемые этим пером идеи имеют совершенно разный вес.

      Уже в первых опытах Некрасова формировался его самобытный поэтический язык, система образности, которая в итоге сделала его лирику значимым явлением мировой литературы. В «Мечтах и звуках» привлекает особое отношение автора к оппозиции собственно звуков мира и тишины. Разумеется, это прежде всегозвуки лиры, поэтического вдохновения; когда их нет, возникает даже не тишина – пустота.

      Бессилен взрыв фантазии свободной,

      И сердце жмёт, как камень, пустота.

      Он рвётся, ждёт; напрасно всё: ни звука!..

      «Два мгновения»

      а когда они, эти поэтические звуки предощущаются, тишина служит лишь своего рода подготовляющей паузой для их торжественного явления:

      Не дай забыть того мгновенья,

      Когда в полуночной тиши,

      Затворник дум и вдохновенья,

      Звучал я, полный восхищенья,

      На струнах огненной души…

      «Незабвенная»

      Вместе с тем в сборнике появляется и другая тишина – воплощение вечности:«Тихо кладбище,// Мертвых жилище, // Храм Божий тих…» («Землетрясение»), особенно выразительная после зазвучавших в стихотворении гула земли, громов, воя, «эха глухого», «скрежетов ада», «тяжких воплей придавленных жертв», грозного звона колоколен и даже потрясающего на фоне вселенского катаклизма «мелкой суетности шума»…

      И, наконец, тишина как побуждение к душевной сосредоточенности, к размышлению:«Сердце плачет в тишине, // Сердце рвётся к вышине…»; «Полночь; тихо. Ангел мира// Воцарился над землёй…» («Ночь»)…

      Здесь не может не вспомниться восприятие тишины древнерусскими писателями как необходимого условия для успеха любого созидающего деяния.

      Творческое развитие смысла первых, интуитивно точных, но художественно еще эскизных образов получило новое качество