Святы и прокляты. Юлия Андреева

приложив кулаком в нос. Да больно! Парень полетел на землю, но, однако, не выпустил из рук арбалета, за что получил второй удар по скуле, но теперь уже сыромятным сапогом. Звери тоже иногда брыкаются.

      Толстяк в руках Константина завыл, поспешно опускаясь на землю. Должно быть, мальчик пнул увальня под коленки.

      – Молчите оба и останетесь живы. – Рудольфио завладел арбалетом, и Люциус добровольно передал ему остальное оружие. – Где твой дядька? – Рудольфио нежно обнял своего недавнего врага, ожидая в любой момент предательской стрелы или ножа в спину.

      – Убей бог, не знаю, – заныл парень, утирая рукавом сукровицу.

      – Зачем Бога утруждать, я и сам за милую душу справлюсь, – осклабился Рудольфио, слыша за кустами конский топот и человеческую речь. – Вы вызвали подмогу? Или другие охотники подоспели?

      – Ни сном ни духом, сеньор! Одни мы были – все кого ты нынче видел, а больше никого. Девой Марией Апулейской клянусь!

      Собачий лай превратился в визг и скулеж, и на поляну вывалился один из псарей со стрелой в спине. Он рухнул в пяти шагах от своего плененного господина, и тут же Рудольфио и Константин, позабыв о своих обидчиках, развернулись в сторону новых врагов.

      – Молодой фон Уршперг, если не ошибаюсь? Куда же вы в такую рань собрались? А я, признаться, к вам. – Вежливо приложил два пальца к бархатному берету с пряжкой в виде распятия чернобородый незнакомец, а затем поклонился Рудольфио, все еще направляющему на него арбалет.

      – Себастьяно Малабранка? Какая честь! – Константин кинул выразительный взгляд на Рудольфио.

      Тот и сам понял, что их нагнал кровник семьи покойного летописца.

      – Ого! И Люциус фон Юстинген с вами? Я давно предполагал, что ваш отец пользуется покровительством юстингенского дома. Что же, теперь наконец все встало на свои места. А это… Боже, неужели я вижу последнего бастарда вашего знаменитого деда Ансельма?[3] До чего же ты раздался, мальчик мой! Или твой отвратительный племянник решил откормить тебя к Рождеству? Фу! Впрочем, если я правильно помню, твоя матушка была той самой жирнющей поварихой, которую как-то сослепу отымел душка Ансельм. Или, прости меня покорно, он по-пьяному делу все-таки совокупился со свиньей? В этом случае, прости мне мою неосведомленность, ты не имеешь никакого отношения к этой жирной шлюхе, задирающей подол перед всяким солдатом…

      – А где твоя сестра? – Себастьяно Малабранка обернулся к Константину, в то время, как его люди обступали беглецов плотным кольцом.

      Константин замотал головой, мол, не знаю, не ведаю. Как ни странно, Люциус также не спешил выказывать свою осведомленность относительно местонахождения Анны.

      – Черт с вами! Мои люди сейчас обыщут лес и…

      – Меня зовут Олов, и моя матушка действительно служила поварихой в замке. Она благочестивая католичка и никакая не свинья! – задыхаясь от возмущения, неожиданно тонким голоском запищал толстяк, уморительным движением вскидывая арбалет и не целясь выпуская стрелу.

      Один

3

Ансельм фон Юстинген – шваб, рыцарского рода, рейхсмаршал и посол.