Ты – моя половинка. Елена Вернер

и не ответила. Оля снова уткнулась в учебники.

      Пока Марина отвлеклась на Олю, Света полностью завладела шкафом и зеркалом и уже заканчивала сборы. Она оглядела себя в ситцевом платье цвета чайной розы в мелкий черный горошек, повернулась к зеркалу спиной и чуть не свернула шею, пытаясь разглядеть наряд сзади. Марина прыснула.

      – Ты, Светка, ну точно гусыня. Такая шея у тебя… длинная, – озорно закончила она.

      Бледная блондинка Света нахмурилась, кровь прилила к лицу.

      – Скажешь тоже. Шея длинная, значит, лебедь, – подняла голову Оля, заступаясь.

      – Ну да, лебедь. А я что сказала? – И Марина приняла такой невинный вид, что надувшаяся было Света усмехнулась и покачала головой:

      – На тебя, Маринка, решительно невозможно сердиться.

      – Решительно! – кивнула та, вытащила из-под стула небольшую сумочку, открыла ее и выудила на свет маленький тюбик губной помады. Подошла к Свете и решительно скомандовала:

      – Давай открывай рот. Красить буду.

      Света с готовностью выпятила губки. Ей эта процедура была не впервой. Раньше она сама просила Марину накрасить ее, и причин тому было несколько. Во-первых, никто больше не умел так красить губы, как Марина. Они казались одновременно невинными и такими восхитительными после нескольких касаний ее тюбика помады. А во‑вторых, из всех обитательниц общежития у Марины помада была лучшей, иногда даже торгсиновской[1], подаренная щедрыми клиентками в благодарность за сшитое платье или костюм.

      Сегодняшняя помада пахла как-то иначе, богаче и вкуснее, и сердце у Светки предательски заныло.

      – Что это, Мариш? Дай сюда! – Она быстро выхватила тюбик и прочла название на золотистом тюбике. – Вот это да! Это ж «Коти», с самого Парижу? Мамочка родная, а как пахнет! Ммм…

      От неожиданности Светка совсем перестала следить за речью и тут же выдала с головой свое кристальное рабоче-крестьянское происхождение. Косметика от «Коти», иностранного производства, такая знаменитая и недоступная, что о ней не могли даже мечтать, – не то что держать в руках и красить свои пролетарские губы большинство москвичек. И тут эта маленькая драгоценность, прямо на третьем этаже общежития Текстильного института. Света не сводила с тюбика глаз.

      – Ну да, «Коти», – улыбнулась Марина, глядя на раскрасневшееся от волнения лицо Светы. – Хочешь, отдам? Да ты бери, бери.

      Света испуганно протянула тюбик обратно.

      – Ты что?

      – А что?

      – Это ж…

      – Ну да. Мне клиентка отдала. Ей муж привез, а ее такой цвет старит. Вот мне и отдала. А мне этот колер тоже не нравится. А тебе идет. Честное комсомольское!

      Света долго стояла молча, на ее лицо набегала то тень, то почти благоговение. Наконец она кивнула и бросилась Марине на шею.

      – Мариш! Ты золото! Золото настоящее. Проси что хочешь, ни в чем не откажу.

      – Тогда… Буду петь – ты не торопись, – улыбнулась Марина и рассмеялась, глядя на обескураженную Свету.

      – Я тороплюсь?

      – Нет, это я так, – подмигнула Марина и начала перебирать ворох

1

Торгсин – всесоюзное объединение по торговле с иностранцами (Торговый синдикат), существовавшее в 1931–1936 гг. (Здесь и далее примеч. авт.)